В этой книге — документальные рассказы о тех, кто идет дорогой поисков и открытий.
Это во многом несхожие люди. Их маршруты пролегают по разным странам. Героев рассказов не объединяет и общность цели. Часть из них посвятила себя служению географической науке. Других захватывали, волновали поиски прародины древнего народа, вопросы происхождения культурных растений, проблемы жизни вне Земли.
Среди тех, о ком идет речь в книге, есть всемирно известные путешественники, есть также люди, чьи имена не попали и, видимо, не попадут в летописи открытий, люди, обычно скрытые, растворившиеся за обезличенным выражением «и другие». Но все они сходны в основном, в главном. Их сближает преданность своему делу, настойчивость, целеустремленность. Из их типичных черт складывается обобщенный портрет исследователя, открывателя.
Все мы — открыватели неведомых стран…
Так говорил Фритьоф Нансен.
Он любил повторять: все мы явились на свет для того, чтобы до конца выполнить свою часть работы. Нельзя останавливаться на полпути! Отдавая делу сердце и душу, Нансен советовал исследователю: не успокаивайся до тех пор, пока не почувствуешь, что сделать лучше уже не можешь!
Открывателям «неведомых стран» в том широком смысле, который вкладывал в свои определения великий норвежец, и посвящена эта книга.
Мир подлинного исследователя никогда не замыкается границами избранной им области знания. Он живет жизнью своего народа, он не остается в стороне от общественно-политических проблем своего времени. У него активный интерес к людям, с которыми он встречается и работает. Наш соотечественник Е. П. Ковалевский путешествовал в прошлом веке по Черногории и Африке как горный инженер. Но помимо геологических карт, описаний гор и рек он оставил нам и великолепные зарисовки народного характера черногорцев. Одним из первых в России своего времени он осудил расизм европейских колонизаторов в Африке. Мы видим в нем также дальновидного дипломата, смело действующего в интересах более тесного сближения славян вопреки двойственной политике русского царизма.
Широта взглядов, гуманизм, духовное богатство свойственны многим выдающимся исследователям. Каким обедненным, односторонним показался бы нам облик того же Нансена, если бы его блистательная биография исследователя не дополнялась подвигами гуманиста, так много сделавшего, в частности, для молодой Советской республики!
С героями части рассказов автору посчастливилось встречаться. По следам некоторых он прошел много лет спустя. Следы эти стали едва заметными, и, лишь подстегивая воображение, можно представить себе, что там, где теперь бесшумно катится по асфальту машина за машиной, вилась когда-то едва нахоженная тропка. Автор старался также найти малоизвестные, полузабытые свидетельства очевидцев, чтобы в меру сил добавить какие-то новые черточки к известным портретам.
Возможно, что в книге много личного, субъективного. Но это не отчеты о путешествиях и не биографии путешественников. В иных случаях это скорее размышления о их судьбах, о их характерах, о том, в чем было их величие и в чем — их просчеты.
Да, все мы — открыватели «неведомых стран»! И те, кто до нас в поисках этих своих «стран» не останавливался на полпути, отдавали работе сердце и душу, останутся вдохновляющим примером для идущих той же нелегкой дорогой!
Он путешествовал много и неутомимо.
В двадцать один год Егор Петрович Ковалевский уже скитался по тропам горного Алтая. Ему было около шестидесяти, когда он в поисках душевного успокоения отправился в свою последнюю поездку — на Рейн.
«Странствователь по суше и морям» — так озаглавил Ковалевский одну из своих книг. Она была издана почти век назад и с тех пор не переиздавалась, как, впрочем, и другие книги путешественника. А ведь когда-то их нетерпеливо ожидали все, кому в путевых описаниях странствователя непременно открывалось что-то новое в жизни других народов…
Сознаюсь со стыдом: выписав в Ленинской библиотеке перед первой поездкой в Югославию книги, посвященные истории страны, я долго откладывал в сторону «Четыре месяца в Черногории». Потом стал довольно небрежно листать очерки, написанные Егором Петровичем Ковалевским в 1841 году: наверное, все устарело, вряд ли в них найдется много полезного для человека, собирающегося знакомиться с социалистической Югославией.
Посмотрел последние страницы: «…еще пыль, взбитая копытами коня моего, не улеглась на развалинах Рима, или, более правдоподобно, еще шум и гул европейского города, живущего двойной, напряженной жизнью, отдавался в ушах моих, а мой страннический шатер уже стоял одиноко в безграничной степи Азии». Удивился гибкости, образности, романтической приподнятости фразы, вернулся к первым страницам. И как же мне пригодилось потом, уже в Черногории, то, что я узнал о стране из книги Ковалевского! Камни Цетинье ожили для меня, я слышал шаги гиганта Негоша под сводами старого дома, селение возле горной дороги живо напоминало о битве, разыгравшейся здесь.