Тайм-аут - [14]

Шрифт
Интервал

— А если, например, форс-мажор? Просто не повезло, произошли события непредвиденного характера?

— Это какие, например? Кроме того, речь не о том. — он поднимается с места и идет к шкафу. — Сейчас я тебе зачитаю. — Биня достает небольшую потертую книжку и начинает ее листать. — Где-то здесь… да, вот! «Трудно удержать власть новому государю. И даже наследному государю, присоединившему новое владение — так, что государство становится как бы смешанным, — трудно удержать над ним власть, прежде всего вследствие той же естественной причины, какая вызывает перевороты во всех новых государствах. А именно: люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять-таки естественно и закономерно, так как завоеватель притесняет новых подданных, налагает на них разного рода повинности и обременяет их постоями войска, как это неизбежно бывает при завоевании. И таким образом наживает врагов в тех, кого притеснил, и теряет дружбу тех, кто способствовал завоеванию, ибо не может вознаградить их в той степени, в какой они ожидали, но не может и применить к ним крутые меры, будучи им обязан — ведь без их помощи он не мог бы войти в страну, как бы ни было сильно его войско.». — Он переводит глаза на Маню. — Никколо Макиавелли. Если упростить — челядь всегда недовольна. Испокон веков она свято верует в то, что ее обязаны носить на руках и целовать в задницу, а вместо этого обворовывают и унижают. Смена власти ничего не дает до тех пор, пока неизменен менталитет, ибо у народа такая власть, какую он заслуживает. «Рождено больше учеников, чем государство может воспитать и устроить. Должно так случиться, что многие лица будут воспитаны негодными к иным призваниям, что сделает царство полным недостойных, глупых и бессмысленных людей.» — произносит Биня. — Фрэнсис Бэкон. Если это было понятно еще в семнадцатом веке, интересно, что бы он сказал сейчас, когда царство до отказа забито тупорылыми неумехами, которые требуют-требуют-требуют. Требуют благодати вместо того чтобы самостоятельно ее себе обеспечить.

— Как мы, например, Виктор Николаевич. — говорит Макс с улыбкой. — Мы себе обеспечиваем. Мы молодцы.

— Молодцы-молодцы. — вздыхает Биня. — Кстати, там Зелибобу оформили ночью, — улыбка Макса мгновенно исчезает, — Все стандартно: разместить в секционной, провести внешний осмотр, проверить наличие инородных тел в глубоких отделах дыхательных путей, жидкости в желудке и тонком кишечнике, взять на анализ образцы костного мозга. Наслаждайтесь.

— Что такое «зелибоба»? — спрашиваю я Макса по пути в хранилище.

— Это пи**ец.

Спустя несколько минут я понимаю, что «****ец» — это еще мягко сказано. В хранилище мы находим обвитое водорослями тело с раздувшимся лицом, кожа грязно-бежевого, местами серого и коричневого цветов начала слазить с рук и ног вместе с ногтями, образуя подобие перчаток (позже я узнал, что это явление так и называется — перчатки смерти). Вонь от тела непереносимая. Несмотря на все усилия, меня начинает рвать еще до транспортировки. Благо, кроме чая в желудке ничего нет.

— Дыши через рот. — говорит Максим, склонившись над трупом.

— Стараюсь. А разве нет ничего, чем можно помазать под носом?

— Это дерьмо ничто не перебьет. Я пробовал брызгать на маску женскими духами, толку ноль, зато подруга стала ассоциироваться с секционной. Заставил сменить на другие, — член не вставал, хоть убей. — Макс молчит какое-то время, затем улыбается. — Егор тут недавно пришел довольный, «Что за повод?» спрашиваю, «Да у телочки одной день рождения, подарок дарил», «Что за подарок?», «Ершик унитазный» говорит и «гыгыгы» весь такой. В какой-то книге очередной прочитал, что подарок должен быть неожиданным, не важно, насколько он дорогой. «Молодец» — говорю, — «теперь каждый раз, счищая говно, она будет думать о тебе». Бедолага аж позеленел, отпросился у Бини, побежал забирать обратно.

Я пытаюсь улыбнуться, взгляд невольно возвращается к грязному раздувшемуся лицу. Не в силах смотреть на него, закрываю глаза.

— Мне кажется, я не вынесу этого, Макс.

— Не распускай сопли, скоро втянешься.

— Сомневаюсь.

— Ну, что интересного расскажете? — в зал входит Биня.

— Вкратце: ЧМТ с переломами свода и основания черепа. — говорит Максим. — Мелкопузырчатая пена в дыхательных путях, а также отверстиях рта и носа отсутствует. Похоже, скончался он не в воде. На затылочной части многочисленные кровоподтеки и ссадины, возможно, его волокли перед тем как сбросить в водоем.

— Понятно. Что с желудком и кишечником?

— Пока не вскрывали.

— Ну так вперед. Стас, не хочешь попробовать?

— Нет, спасибо.

— Ты какой-то хмурый сегодня. Все нормально?

— Угу.

— Ну смотри. — говорит Биня и выходит из секционной.

— Правда нормально? — спрашивает Макс. — А то не стесняйся. — кивает в сторону утопленника. — Расскажи товарщу, как тяжело тебе приходится. Его, кстати, неплохо бы обратно перенести, Мань, подсоби, а? Я опаздываю страшно.

— Ага, щас. — отвечает Маня и начинает утробно гоготать.


Рекомендуем почитать
Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.