Тайфун над пограничной заставой - [15]

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — Невиномысский приветствовал своего начальника с чрезвычайно серьезным видом.

— Добрый вечер, Антонина Кирилловна... — Это уже относилось к Тоне, и лицо младшего лейтенанта зарделось юношеским румянцем.

— Какие новости? — спросил Бочкарев.

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант.

Никаких происшествий на заставе не произошло... Перепелица! — вдруг крикнул он начальственным голосом. — Застегни воротничок! Ра-а-спустились!..

— Зачем это вы так на него? Ведь жарко, — Тоня улыбнулась.

— Не положено, Антонина Кирилловна. Солдат обязан соблюдать правила ношения формы.

Завтра Бочкарев уже выходил на работу. Все эти дни повар Нестеренко, немного нескладный, вечно улыбающийся солдат в коротенькой белой курточке, с раскрасневшимся у плиты лицом, приносил на квартиру начальника судки с едой, но с завтрашнего дня Тоня решила готовить сама. Не сидеть же ей здесь без дела, когда все работают, не знают покоя ни днем ни ночью. И кроме того, ей хотелось, чтобы у начальника заставы все было точно так, как у семейного и многоопытного старшины. Там в доме была идеальная, безукоризненная чистота, а обеды такие вкусные и обильные, что можно было подумать, что Стародубцевы всякий раз ожидают в гости самое высокое начальство.

Тоня проснулась раньше мужа, чтобы приготовить завтрак. Бочкарев слышал, когда она вставала, но по тому, как осторожно шла босиком, выбирая половицы, которые не скрипели, он понял: Тоне очень хотелось, чтобы он не проснулся.

Он лежал, закрыв глаза и прислушиваясь, как она возилась на кухне с посудой, как, что-то уронив на пол, кажется ложку, тихонько и знакомо ойкнула и замерла, очевидно насторожившись — не разбудила ли его? В эти минуты Бочкарев чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. Еще бы, о нем заботятся, его любят, черт побери! У него есть жена! Теперь он не соломенный вдовец, не мишень для насмешек остряков- офицеров, товарищей по отряду, с которыми, хоть и редко, но встречался то в Петропавловске, то во Владивостоке на совещаниях, а муж, настоящий муж!.. Конечно, завтра он встанет вместе с Тоней, чтобы помочь ей на кухне, но сегодня! — сегодня он может хотя бы раз доставить удовольствие себе и ей?

Из кухни вкусно пахло его любимыми оладьями.

— Вася! Завтрак на столе! — услышал он Тоню, и сама она, раскрасневшаяся, в пестром фартучке, который привезла с собой, вошла в спальню.

— Вставай, соня! — крикнула она и рывком стянула с него одеяло.

Он поймал ее и, хохоча, привлек к себе.

Завтракали они не на кухне, как обычно, а в столовой, прижавшись друг к другу, будто за столом не было места. Бочкареву все нравилось сейчас: белая скатерть (два года она лежала без употребления и вот пригодилась), вилка, тяжелая, а не легенькая алюминиевая, какую подавал к столу Нестеренко, натуральный горячий кофе со сгущенкой... На заставе к ужину тоже варили кофе, но разве можно было сравнить ту слабо-коричневую, пахнущую жженным ячменем жидкость с напитком, который приготовила Тоня!

— Как вкусно! — без конца повторял Бочкарев.

— Правда? Тебе на самом деле нравится? — переспрашивала счастливая от его похвал Тоня.

Уходя, он пугливо поцеловал ее — ему показалось, что их видят солдаты через открытое окно.

— Хочешь — не хочешь, а надо идти к войскам, — сказал он шутливо. — Приду в четырнадцать ноль- ноль.

— Буду ждать... Очень, — ответила Тоня.

Напевая модную песенку, она прошлась танцевальным шагом по всем трем комнатам, посмотрела на свое отражение в зеркале, осталась довольна и начала прибирать квартиру: мыть крашеный скрипучий пол, тоже скрипучие двери и стирать пыль с мебели. В буфете уже красовался привезенный ею обеденный сервиз, но Тоне показалось, что он стоит недостаточно эффектно, и она переставила тарелки. В кухонном шкафчике неожиданно обнаружила разбитую керамическую вазу для цветов и решила ее склеить. Клея дома не нашлось, и она, не закончив уборку, побежала через двор к Стародубцевым.

— Здравствуйте, Надежда Петровна! К вам можно?

— Заходи, заходи... Зачем спрашиваешь?

— Я на секунду... У вас бээфа нету?

— Чего, чего? — не поняла Надежда Петровна.

— Клея такого. В тюбике. Вазончик для цветов нашла. Битый. Хочу склеить.

— A-а... Нету такого. А ты возьми творог с нашатырным спиртом... Да я тебе сейчас сделаю. Ну-ка, неси свои черепки!

Надежде Петровне, как и ее мужу, было под пятьдесят, что в глазах Тони представлялось возрастом чрезвычайно почтенным, даже преклонным. Впрочем, Надежда Петровна выглядела старше своих лет. Она расплылась телом, у нее были толстые больные ноги, маленькие заплывшие глаза на добродушном лице и руки с короткими, распухшими от ревматизма пальцами. Этими руками Надежда Петровна не только в идеальном порядке содержала свою квартиру, но и без конца что-либо делала для заставы. Чинила прохудившееся обмундирование, учила повара вкусно готовить. Сейчас она шила накидки на солдатские подушки — купила, когда ездила в отпуск, недорогой хлопчатобумажный материал.

Надежда Петровна оставила шитье и развела клей, Тоня принесла черепки, которые тут же и были склеены. По мнению Тони ваза стала даже лучше, чем новая: благородный шов делал ее похожей на музейный экспонат, например, на греческую амфору, которую раскопали археологи и составили из множества кусочков.