Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза - [44]
В 1936 году Татьяна уехала в Ярославль, в самый старый (первый) русский театр имени Федора Волкова. Иван Романович узнал от актрисы Александры Чудиновой, знакомой ему по совместной работе в передвижном театре «Шахтёрка Донбасса», что в театре есть вакансии, Татьяна написала письмо и получила в ответ телеграмму: «Приезжайте зпт условия месте тчк» – приезжайте, условия оговорим на месте.
Ярославский драмтеатр в ту пору славился своей приверженностью к отечественной классике, главным образом к Островскому и к Чехову. Новые пьесы там ставили с большим разбором, выбирали самые лучшие – «Платона Кречета» Александра Корнейчука, «Моего друга» Николая Погодина, «Петра Первого» Алексея Толстого.
Татьяна ехала в Ярославль с большими надеждами, которым, к сожалению, не суждено было сбыться. Александре Чудиновой повезло – ее талант расцвел на ярославской сцене пышным цветом и она на долгие годы стала примой драмтеатра имени Волкова. А вот Татьяне Пельтцер не повезло. В очередной раз. Отыграв в Ярославле один сезон, она вернулась в Москву. Ее никто не травил и не преследовал, в труппе к ней относились хорошо, режиссеры не раз хвалили, но главных ролей не давали, а второстепенные Татьяну не устраивали. В то время она не ощущала себя характерной актрисой. Ей хотелось быть примой. Ей казалось, что режиссеры ее недооценивают. Возможно, кто-то недооценивал Татьяну, а кто-то, напротив, зрил в корень и потому давал ей яркие роли второго плана. Но масштаб в ту пору был для Татьяны важнее яркости. Черт побери! Ей уже за тридцать!
– Вера Фёдоровна прославилась, когда ей было за тридцать, – утешал отец, пару раз навестивший Татьяну в Ярославле. – «За тридцать», Танюша, это самый расцвет, а не старость, как тебе кажется. Погоди, наберись терпения, придет и твое время. Непременно придет!
– Ах, папаша, умоляю – не надо про Комиссаржевскую! – отмахивалась Татьяна. – Давайте лучше вспомним Алису Коонен или Сару Бернар…
– Так и у Сары Бернар тоже не сразу все гладко пошло! – горячился Иван Романович. – Ее дебют прошел незамеченным. В отличие от твоего!
Иван Романович столько рассказывал знакомым (да и незнакомым тоже) о раннем и донельзя блестящем сценическом дебюте его дочери – «зрители аплодировали стоя, «браво» кричали так, что подвески на люстре звенели, засыпали цветами», – что со временем сам начал в это верить.
– Вашими бы устами… – вздыхала Татьяна.
Ей казалось, что судьба коварно подшутила, нет, не подшутила, а поиздевалась – рано привела на сцену, дала отведать настоящих больших ролей, а когда она вошла во вкус, начала больно щелкать по носу – вот тебе, вот тебе, получи!
После ярославского драмтеатра Татьяна Пельтцер прослужила один год в Колхозно-совхозном разъездном театре Московского областного Управления театрально-зрелищными предприятиями. Колхозно-совхозные театры начали создаваться по всей стране в 1934 году после выхода в свет постановления Народного комиссариата просвещения «О развертывании сети колхозно-совхозных театров». Большинство этих театров были разъездными, то есть – передвижными, постоянной сцены не имели, крепкой режиссурой и хорошей игрой актеров похвастаться не могли. Да и о какой хорошей игре может идти речь в коровнике, где действие проходит под мычание коров? (Насчет коровников, поверьте, это не преувеличение. Играли где придется – в поле с грузовика, так в поле, в коровнике, так в коровнике. В то время далеко не в каждой деревне был благоустроенный, подходящий для проведения спектаклей клуб, а задачей колхозно-совхозных театров было нести искусство в самые глухие уголки. Для этого они, собственно, и создавались.)
В колхозно-совхозные театры попадали или волей случая (точнее – от безысходности), или же с расчетом на скорую карьеру. Вероятнее всего, Татьяну Пельтцер привела в Колхозно-совхозный театр безысходность, невозможность найти место получше. Вспомним, что брат ее в то время еще находился под следствием. Мало ей было буржуазного происхождения, так еще и близкий родственник – враг народа! И об этом полагалось писать в анкетах при устройстве на работу, так что скрыть было невозможно. Вряд ли Татьяна рассчитывала стать примой Колхозно-совхозного театра. У нее были совсем другие амбиции, куда более высокие. В то время она еще продолжала видеть себя в мечтах Великой Драматической Актрисой. Видимо, это видение было не совсем верным. Если бы Татьяна раньше осознала, что ее призвание – характерные роли, то возможно бы слава пришла к ней и в тридцатые годы. Нельзя сказать об этом с полной уверенностью. Во-первых, потому что история сослагательного наклонения не знает, а во-вторых, потому что всегда можно возразить – а вдруг все-таки получилась бы из Татьяны Пельтцер Великая Драматическая Актриса? Если бы выпал ей шанс.
Кто знает…
Татьяна Ивановна не любила вспоминать о своей работе в Колхозно-совхозном театре. Лишь только если ее спрашивали, откуда она знает польские выражения вроде «вшистко едно»[67] или «пся крев»[68], Татьяна Ивановна отвечала:
– Я их выучила, когда репетировала роль Альбины Мегурской.
В пьесе забытого ныне драматурга Николая Шаповаленко «Альбина Мегурская», где Татьяна Пельтцер играла главную роль, рассказывалось о жизни ссыльных польских повстанцев.
Перед вами – один из самых увлекательных романов Андрея Шляхова. Холодный кафельный пол, угрюмые санитары, падающие в обморок студенты-медики. Бывалый доктор Данилов оказывается в морге, к счастью пока как сотрудник этого таинственного учреждения. Изнанка жизни патологоанатомов еще страшнее, чем видится нам, простым обывателям. Вперед, в царство Аида, только не оглядывайтесь и не закрывайте книгу – все самое интересное только начинается.
Эта книга предназначена для тех, кто не привык киснуть перед телевизором или зависать над смартфоном. Она для любознательных людей, которые готовы дать пищу уму, вспомнить давно забытое или узнать что-то новое. Эта книга – не учебник, не руководство и не задачник, а сборник бесед на химические темы. Форма подачи материала легкая и ни к чему не обязывающая. Каждая глава начинается с чего-то «отвлеченного», что на первый взгляд может вообще не иметь никакого отношения к химии, а затем разговор от отвлеченного переходит к конкретному.
Кожно-венерологический диспансер — самое таинственное из всех медицинских учреждений. Здесь не задерживаются те, кто не умеет держать язык за зубами… Доктор Данилов думал, что нашел спокойную работу, но очень скоро понял, что он ошибся. Сифилис и гонорея излечимы, глупость — нет.КВД — это место, где надо всегда быть начеку. Стоит однажды расслабиться — и ты пропал. Но самое интересное в кожно-венерологическом диспансере — это не диагнозы, а причины заболеваний. Вот тут-то и начинается самый настоящий триллер с элементами комедии.
Покидая Москву, доктор Данилов и представить не мог, в каких условиях ему придется работать в провинции. Ужас, ужас. Ужас и еще десять раз ужас — вот что такое сельская больница. Столичная медицина отличается от провинциальной ровно настолько, насколько Москва отличается от всей остальной России.Но, тем не менее, и здесь живут люди. Если попадете в Сельскую больницу, не спешите отчаиваться. Некоторым счастливчикам удается выйти отсюда живыми…
Склиф – это не институт и не больница. Это особый мир. Доктору Данилову посчастливилось» устроиться на работу в место, которое называют и «Кузницей здоровья», и «Фабрикой смерти», и «Главной помойкой Минздрава».Вы знаете, сколько существует способов самоубийства и что делают с несостоявшимися смертниками врачи? Что хуже – отравиться дорогим героином или дешевым нашатырем? Герои и подлецы, циники и святые…Некоторые говорят, что Склиф – это нечто среднее между бойней и церковью.Сколько можно продержаться в главном институте Скорой помощи Данилов не знал, тем более, после одного страшного случая.
Много куда закидывала судьба доктора Данилова, но выступать в роли судебного эксперта ему еще никогда не доводилось. Впрочем, выступить ему так и не довелось, но он старался сделать все возможное для защиты несправедливо обвиненного коллеги… «Правосудие торжествует даже в тех случаях, когда у него нет для этого оснований», говорил Конфуций.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.