Татарский отпрыск - [27]

Шрифт
Интервал

«Что это он, бедный? Неужели умрет?! — думал князь, и сердце его тоскливо сжималось. Больной открыл глаза.

— Прости, Андрей Михайлыч! Знать, конец мой приходит! — едва слышно прошептал он.

— Бог с тобою! Господь помилует! Оправишься еще! — утешал князь.

— Нет уж! Что говорить! Чуется мне, смерть близка! Да и оплакивать меня некому… Господь знает, что делает.

— А я-то! Неужели мне не жаль тебя? — дрогнувшим голосом промолвил князь.

— Знаю, жаль… Друзьями сыздетства были… Да, Бог даст, пройдет печаль…. Приедешь в Москву, встретишь любу желанную и заживешь счастливо… И пошли тебе Господь счастья! — слабою рукою пожал больной руку князя.

— Спасибо, дорогой мой! — отвечал растроганный Андрей Михайлович.

— А обо мне не тоскуй: Господь знает, что делает! Так, знать, лучше для меня. Об одном только прощу тебя, — продолжал Петр, голос которого все больше слабел.

— Что такое? Изволь! Все сделаю.

— Приедешь в Москву, отслужи по мне панихиду… Потому, все же я человека по злобе убил… Кровь христианская на мне есть…

— Хорошо. Будь спокоен! Да, может, еще поправишься…

— Нет уж! Где! Плохо совсем! Душно мне! — лепетал Петр, начиная метаться на своем ложе и открывая грудь. — Душно! Ох! Пошли, Бог, смерть скорее!

Немного спустя, ему стало будто немного легче. Петр лежал неподвижно, раскрыв глаза. Казалось, он опять забылся, а в груди его что-то заклокотало, словно чем налита она была.

— Прости, друже! — прохрипел он, открыв на минуту глаза и снова закрывая их.

Вдруг он вздрогнул всем телом, вытянулся и замер… Все было кончено…

А вокруг шатра бушевала веселая, пьяная толпа казаков, не знавших, что только тонкая полоса ковра отделяет их от умершего товарища…

Слезы сверкали на глазах князя. Он еще не мог освоиться с мыслью, что Петра не стало. Щемила тоска его сердце, и грустные думы шли в голову. Неприветливо встретила его родина.

«Что-то будет?!» — думал он, и словно камень лежал у него на груди.

Его мучило предчувствие чего-то злого.

Ох, недаром тосковало его сердце: ждали князя беды великие!

Перелетим теперь вольной ласточкой в стольный град, в Москву белокаменную, и посмотрим, что там творилось и деялось.

Часть вторая

I. После разлуки

Вернемся к тому моменту, как Марья Васильевна рассталась с Андреем Михайловичем.

Тяжко было боярышне! Слезы душили ее, сердце щемила тоска… Она словно навеки рассталась с милым. Словно похоронила его… Напрасно рассудок шептал ей, что пронесутся дни и он опять возвратится к ней, такой же ласковый, любящий, обоймет ее, свою голубку, поцелует крепко-крепко и уже больше никогда не расстанется с нею. Чуялось Марье Васильевне, что не бывать тому: что не целовать ей больше своего дружка милого, не прижимать к груди своей девичьей. Унеслось ее счастье, как в воду кануло, и не вернуть будет времечка золотого!

Плачет Марья Васильевна. Поднимает порою голову, обведет помутившимися от слез очами вокруг себя, словно ищет кого-то, и снова слезы польются.

«И ведь только что, только что он сидел здесь! Вон еще ветер следов его на снегу замести не успел; а словно уж невесть, сколько времени протекло! — думает боярышня. — Давно ль он обнимал меня, желанный! Еще щеки не остыли от его поцелуев, а уж теперь его нет и не воротить мне моего друга милого. И может всякое с ним приключиться, а я здесь, одинокая, ведать ничего не буду… Полоснет его татарин злой саблей острою, и закроются очи соколиные, и сырой землей засыпятся уста его алые. И останусь я, горемычная, ждать его и лить слезы горькие… Ох, зашло, закатилось мое солнышко, нету мне теперь дня красного. Все болеть будет сердце мое девичье и нашептывать, вещун, думушку тяжкую, что никогда, никогда не увидеть мне дружка моего милого».

— Боярышня, а боярышня! — раздался в это время в саду голос старухи няньки. — Где ты?

— Я здесь, Авдотьюшка! Что тебе? — прерывающимся голосом откликнулась на ее зов Марья Васильевна, поспешно вытирая слезы.

— Подь сюда, родная! Матушка тебя кликнуть велела: ужинать пора!

— Что так рано? — удивилась боярышня.

— Какой же рано, дитятко! — произнесла старуха, подходя к ней. — Вишь вон и солнышко скоро спрячется! — продолжала она, щуря, прикрыв рукою, свои подслеповатые глаза на красный шар заходящего солнца…

— Сейчас приду!.. А только скажи матушке, что я ужинать не буду…

— Что ж так? Аль недужится? — спросила старуха, пристально глядя на лицо молодой девушки.

— Да… Голова что-то тяжелая, — промолвила боярышня, опуская глаза.

— Головка болит? — участливо проговорила нянька. — С чего бы это? То-то, я вижу, и глазки у тебя заплаканы, а мне-то, старой, и невдомек! А ты вот что, дитятко, сделай: поди да ляг, а я тебя липовым цветом напою, аль малинкой… Да закройся одеяльцем потеплее… К утру хворь как рукой снимет! Пойдем, родная!

— Пойдем, Авдотьюшка… Спать-то я лягу, а липового цвета не надо мне: так пройдет, — сказала боярышня, направляясь вместе со старухой к дому.

— Ну, как хочешь, дитятко, как хочешь! Так, думаешь, пройдет, так и ладно!

— Что, батюшка дома?

— Да, недавно пришел… Только гневный такой, ровно туча грозовая! Теперь и на глаза ему не попадайся! Беда! — говорила старуха, входя с боярышней в дом.


Еще от автора Николай Николаевич Алексеев-Кунгурцев
Лжедмитрий I

Романы Н. Алексеева «Лжецаревич» и В. Тумасова «Лихолетье» посвящены одному из поворотных этапов отечественной истории — Смутному времени. Центральной фигурой произведений является Лжедмитрий I, загадочная и трагическая личность XVII века.


Брат на брата

Исторический роман о распрях между Москвой, Тверью и Литвой во времена Мамаева нашествия.


Заморский выходец

Сын опального боярина по несчастной случайности попал в Венецию и вырос вдали от дома. Но зов родины превозмог заморские соблазны, и Марк вернулся в Московию, чтоб быть свидетелем последних дней Иоанна Грозного, воцарения Феодора, смерти Димитрия…


Лжецаревич

В романе «Лжецаревич» рассказывается об одном из самых трагических периодов русской истории — Смутном времени и о самой загадочной фигуре той эпохи — Лжедмитрии I.


Сборник "Исторические романы". Компиляция. кн.1-6

Николай Николаевич Алексеев (1871–1905) — писатель, выходец из дворян Петербургской губернии; сын штабс-капитана. Окончил петербургскую Введенскую гимназию. Учился на юридическом факультете Петербургского университета. Всю жизнь бедствовал, периодически зарабатывая репетиторством и литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством. В 1896 г. в газете «Биржевые ведомости» опубликовал первую повесть «Среди бед и напастей». В дальнейшем печатался в журналах «Живописное обозрение», «Беседа», «Исторический вестник», «Новый мир», «Русский паломник».


Розы и тернии

Николай Николаевич Алексеев (1871–1905) — писатель, выходец из дворян Петербургской губернии; сын штабс-капитана. Окончил петербургскую Введенскую гимназию. Учился на юридическом факультете Петербургского университета. Всю жизнь бедствовал, периодически зарабатывая репетиторством и литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством. В 1896 г. в газете «Биржевые ведомости» опубликовал первую повесть «Среди бед и напастей». В дальнейшем печатался в журналах «Живописное обозрение», «Беседа», «Исторический вестник», «Новый мир», «Русский паломник».


Рекомендуем почитать
Над пропастью

В романе «Над пропастью» рассказано, как советские чекисты разоблачают и обезвреживают злейших врагов новой жизни в Бухарском эмирате. В основе сюжета лежат действительные события.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.