Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи - [68]

Как это ни печально признавать, но Россия в особенности находится под влиянием архетипа Повешенного. Идеал общины, растворения в массе, романтизация любых форм публичного мученичества, восприятие индивидуальности как греха – увы, это в очень большой степени свойственно русской ментальности. Кто берет на себя задачу индивидуации в России, тот плывет против ветра. Ниже я приведу превосходную иллюстрацию этой псевдодуховности из романа Дмитрия Мережковского «Александр первый».

Не влюблены ли мы в маменьку, как Алеша в свою богородицу?

– Маменька! Голубица моя! Возьми меня к себе! – стонет, как томная горлица, краснокожий штабс-капитан Гагин.

– Малюточка моя, – утешает маменька, – жалею и люблю тебя, как только мать может любить свое дитятко. Да будет из наших сердец едино сердце Иисуса Христа!

А генерал-майор Головин, водивший некогда фангорийцев в убийственный огонь багратионовых флешей, теперь у маменькиных ног – лев, укрощенный голубкой.

Старая, больная, изнуренная, более на мертвеца похожая, – а я понимаю, что в нее влюбиться можно. Страшно и сладостно сие утонченное кровосмешение духовное: детки, влюбленные в маменьку. Только дай волю, и затоскуешь о желтеньких глазках, как пьяница о рюмке.

Этот фрагмент – прекрасный тест на адекватное восприятие двенадцатого аркана. Если он вызывает умиление и желание вернуться в это состояние – речь идет о колоссальном изломе, который невозможно выправить. Если же сознание инстинктивно отторгает уроборический рай ради хоть и связанного со страданием, но пути индивидуации – любые препятствия будут лишь временными помрачениями.

Однако не следует рассматривать двенадцатый аркан как полностью деструктивный. Как уже было сказано, «где болезнь, там и решение», и это решение предлагает сама карта. Жертвоприношение инфантильного Эго – лишь одна из возможных моделей интерпретации, другая же связана с регрессией. Как правило, регрессия рассматривается как негативный процесс капитуляции сознания, однако в ряде случаев эта капитуляция – обязательный этап перед трансформацией.

Еще архетип Повешенного может быть связан с архетипической идеей крещения как символического возвращения в утробу матери, регрессии к изначальным водам с целью нового рождения. В Евангелиях в связи с этим крайне интересен диалог Христа и Никодима о духовном крещении – Никодим пытается понять буквально то, что следует понимать метафорически.

Новый Эон также сохраняет формулу крещения, однако серьезно переосмысливает ее. Формула крещения, которая применяется в традиции Телемы, звучит так: «Это мир горьких вод Мем, что станут сладкими». Сладкими горькие воды делает сам адепт, отказываясь от привилегии автономного бытия и спускаясь на дно хаоса. Именно здесь начинается переход от второго мужества к третьему – то есть от состояния «мужества быть», состояния сильного, разумного, волевого индивида, к состоянию «мужества принять приятие».

Последний вид мужества с трудом поддается определению, поскольку он практически полностью парадоксален. Как определить состояние благодати при одновременном осознании невозможности этой благодати? Как определить правоту «хлопка одной ладони» и «пересекающихся параллельных прямых»? Наконец, как осмыслить страшную последнюю тайну взаимной зависимости друг от друга Бога и Человека, выраженную в формуле «человек и Бог – близнецы-братья»? Концепция «Бога-спасителя» понятна и привычна, но третий уровень мужества подразумевает другую идею – человека как спасителя Бога. В полной мере это состояние открывается в трех последних арканах, однако путь к нему начинается именно с Повешенного.

В «Красной Книге» у Юнга состояние Повешенного прекрасно передано сценой убийства героя. В видении Юнг встретил прекрасного солнечного героя Зигфрида; он был опьянен и восхищен красотой этого героя, но знал: неумолимая логика мифа – в том, что именно он должен убить это совершенство. И он убивает его. В результате этого убийства на землю падает дождь (воды Мем).

Образ Зигфрида – это образ героического Эго. Позиция героя, оправданная в пятом, шестом и седьмом арканах, потом становится опасной и разрушительной и здесь должна быть сокрушена окончательно. Пока индивид привязан к образу своего героического прошлого – «мужества быть собой», – он остается скорее пародией на самого себя, гротескной и нелепой пародией. Единственное решение, которое может принести спасение, – это смерть. Неважно, что речь идет о «всего лишь» (кто бы знал, какова цена этого «всего лишь»?) психологической и символической смерти. Важно одно – необходимость отцепиться от анха, Императрицы, вечной жизни, которая превратилась в вечную иллюзию. И упасть навстречу змее смерти. Вот почему за арканом Повешенный следует аркан Смерть.

Смерть

Разговор о Смерти, как правило, начинается с того, что Смерть не означает «смерть». Единица, конечно, не равняется единице, а тринадцать никак не означает тринадцать. Тысяча и один таролог поспешат уверить, что аркан Смерть подразумевает всего лишь такой пустяк, как «психологическая смерть», что вашей жизни ничего не угрожает и вообще это очень добрая карта, которая означает трансформацию (на самом деле любой большой аркан представляет трансформацию по тому или другому принципу).