Таня, домой! - [21]
Вечером ребят повезли на экскурсию в город. Автобус подъехал к центральной набережной в тот момент, когда солнце садилось в воду. Леля вышла на берег и посмотрела по сторонам. Набережная опоясывала скалу. Слева, окутанные легкой дымкой, виднелись горы, на горизонте висело солнце какого-то нереального кораллового цвета. Вода в море была голубой-голубой, а там, где соединялась с солнцем, золотой, точно блюдо с каемочкой. Лёля замерла, ее сердце наполнилось теплом от заходящего солнца и огромной любовью к увиденному. Она заплакала. Все ее ожидания и мечты в тот момент расстилались перед ней – настоящее свидание с морем.
Потом ребят пригласили на теплоходную экскурсию. Лёля всю прогулку не сводила взгляда с горизонта и про себя напевала «Hе кончается, не-е-е-е кончается, не кончается синее море…».
– Круто, да? – спросил одногруппник. Это даже не было вопросом, а скорее выражением восторга.
– Когда-нибудь я буду жить у моря, – сказала Лёля. Выходить в любую погоду каждое утро на берег и смотреть в даль, дышать соленым воздухом…
– Все так говорят, когда первый раз тут побывают, – вырвал ее из мечтаний молодой человек. А потом после университета ты найдешь работу, замуж выйдешь и будешь ездить отдыхать раз в год, и то в лучшем случае…
– Какая глупость, – подумала Лёля, она то знает, что они с морем просто созданы друг для друга.
На следующее лето Лёля на море не поехала из-за работы, на другое – они с мужем решили не тратить деньги на поездки, а откладывать на жилье. На третье – ребенок был слишком маленьким для путешествий. А потом у Лёли появилась дача, чтобы малыша можно было кормить домашними овощами и ягодами. Лёля тосковала по морю, но каждый раз находились новые причины, чтобы отложить поездку до лучших времен.
К тридцати пяти у Лёли было все – муж, дети, квартира, дача, машина. Но почему-то не было ее во всем этом. В той песне Булановой про море есть строчки, которые она не могла понять в детстве. Как это оно может кончиться? Даже если ты окажешься на другом берегу, то все равно перед тобой оно будет бескрайним. А потом Лёля поняла. Все мы в детстве думали, что впереди еще целое море любви, радости и счастья, и сказочных приключений, однако все не так во взрослой жизни.
Еще через несколько лет Лёля развелась. Сначала она собиралась купить жилье. – Главное, тот же район, возле школы и спортивного комплекса, куда ходят дети, – прикидывала она. – Да и бывшая свекровь живет рядом, захочет видеть внуков…
Тут Лёля задумалась, а почему нужно жить, как удобно кому-то? Почему она решила, что перемены детям не нужны? Ведь это так прекрасно – расти у моря, бегать босиком и вволю купаться? Работу и школу она найдет. Лёля дождалась, когда закончится учебный год, сняла квартиру на лето в курортном городке и решила, если все сложится хорошо, то осенью она и дети останутся там жить.
– Мамочка, как же хорошо, что море не кончается летом! – раздался радостный крик в прихожей. Дети пришли домой со школы и побежали переодеваться. Впереди целый месяц, когда после уроков можно окунуться в бархатную соленую воду.
И все-таки, не кончается, – подумала Лёля.
Сахарная вата
Варя всегда очень любила поесть. Настолько, что старший брат над ней всегда потешался: мол, ты даже родилась в полдень, прямиком к обеду.
«Вот бы моя так ела», – с завистью смотрела на Варины щеки мамина подружка. У той дочка была на два года старше Варьки, и при этом в полтора раза меньше – худющая, бледная до синевы.
Да, Варька совсем непохожа была на детей-малоежек. Она за обе щеки уплетала все, что дадут: макароны и картошку, курицу и снова картошку. А больше всего любила мясо. Если предлагали на выбор шоколадку или куриную ножку, Варя, не раздумывая, тянулась к ножке. Конфеты? Тьфу. Свой выбор она сделала еще до того, как говорить научилась, а свое отношение к сладостям выражала красноречивым взглядом.
В садике Варька есть не любила. Кормили там так себе – то суп забудут посолить, то яйца сварят до состояния зеленых резиновых мячиков. Не нравится? Твои проблемы. Хотя могли и рявкнуть, и пригрозить за шиворот вылить. Но ни угрозы, ни хороший аппетит не могли справиться с отвратной садовской едой. Поэтому домой Варька приходила всегда голодная, будто ее не кормили вообще никогда.
Из садика Варьку мама и папа забирали по очереди, кто раньше освободится. С папой было интересней: он мог на плечах донести. Зато с мамой можно было песни петь всю дорогу. Дома было холодно и голодно: ужин еще только предстояло приготовить, в холодильнике запасов нет. А чтобы что-то приготовить, надо печь растопить.
Папа обычно вручал Варьке луковицу и кусок хлеба, а сам шел за дровами. Варька сидела за столом, задумчиво грызла лук и смотрела, как отец ловко разжигает печку. Этот талант – есть лук, как яблоки – остался с ней на всю жизнь.
Мама, глядя на нее, смеялась: «Горе луковое!» А иногда рассказывала истории из собственного полуголодного детства. Родилась мама в послевоенное время, с продуктами было очень плохо.
«Все просили маму, твою бабушку, сварить супчик, – вспоминала она. – А варить не из чего. «Мам, ну хоть из одной водички».
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.