Танины тополя - [4]

— Та-ня, Та-ня! — тоже подбадривала Гутя подругу.

Подошел пожилой мастер-сапожник, которого все причепецкие ребятишки звали дядей Михаилом. От него сильно пахло дегтем. Неподалеку, на взгорье, по которому он спустился, поблескивала жирными боками новая лодка.

— Вы что тут горланите, рыбу пугаете? — спросил дядя Михаил, вытирая ветошью руки. — Соревнуетесь, что ли?

— Угу, — сказал Репей и тотчас добавил: — Наша возьмет.

— Это еще посмотрим, чья возьмет! — повернулась к нему Гутя.

— И то верно. Посмотрим, — согласился дядя Михаил, погладив седые, с желтизной от махорки густые усы.

Почти на середине Чепцы Таня догнала веснушчатого. Он тяжело дышал, едва продвигаясь вперед. Таня проплыла мимо, привычно разгребая руками коричневатую воду.

Вот она ощутила под ногами дно. В этом месте оно было илистым. Таня проплыла еще немного, выпрямилась, сделала глубокий выдох.

Она повернулась, чтобы плыть обратно, и не поверила своим глазам: побледневший парнишка выбивался из сил, руки его будто цеплялись за воду, вот-вот пойдет ко дну.

— Держись! — крикнула Таня, стремительно бросившись на выручку. Их разделяло всего несколько метров. Прошли считанные секунды — и Таня была уже рядом с веснушчатым. Испугавшись, тот ухватился за девочку руками, мешая плыть. Ей удалось все-таки протащить его эти несколько последних, но трудных метров.

Все это видели на другом берегу. Дядя Михаил кинулся было к лодке, но, услышав Гутино «не надо!», посмотрел на реку и, облегченно вздохнув, потянулся в карман за кисетом: помощь была не нужна.

— Ну, что? — спросила Таня незадачливого пловца, когда он окончательно пришел в себя. — Лучше стало?

Тот не ответил.

— Обратно ступай через мост, — посоветовала девочка. — Эх ты, Чапай!

Над водой поднялся фонтан брызг: Таня поплыла обратно.

Гутя визжала от радости, высоко подняв руку с Таниным платьем и размахивая им, словно это был флаг.

Репей бросил парусиновую кепку на старое трухлявое бревно, подал знак товарищу, и они отправились по домам, не прощая хвастливому вожаку его — а значит, и своего — поражения.

Таня выбежала из воды, звонко бросила на ходу: «Здрасьте, дядя Михаил!» — и смешно запрыгала на одной ноге, склонив голову набок.

— Здравствуй, коза-егоза! — нарочито сердитым басом ответил мастер.

Гутя кружилась около подружки, целовала ее в мокрую щеку:

— Молодчина, Танюшка! Устала небось?

— Не-е, — ответила Таня, натягивая короткое платьице. Она заметила, как дядя Михаил, раскурив трубку, глубоко затянулся и присел на бревно, отвернувшись от девочек. Таня подошла к нему.

— Доказала, что ли? — пробурчал дядя Михаил.

— Доказала.

— А случись что? — строго сказал он. — Долго ли до беды?

— Так ничего ж не случилось! — Таня присела на корточки и весело посмотрела на дядю Михаила озорными карими глазенками.

— Ладно уж, чего там, — подобрел он. — Победителей не судят.

Таня, уютно пристроившись на бревне подле мастера, тихо попросила:

— А вы нам сегодня про войну расскажете?

— Война сегодня у вас была, — ухмыльнулся дядя Михаил. — Да и времечко поджимает, — добавил он, глянув из-под ладони на солнце, и стал поколачивать трубкой по голенищу, вытряхивая из нее остатки махры и пепла.

Мастер по сапожному делу Михаил Караваев, в прошлом красный партизан, каких только историй про войну не рассказывал в часы досуга всегда льнувшей к нему глазовской ребятне! Знали девочки, как и за что дали ему орден, как белые водили его на расстрел: вон, на том берегу, на Вшивой горке, стреляли в него, да выжил он; как гнали колчаковцев в девятнадцатом, в том самом году, когда родилась Таня.

Только не знали девочки, откуда такое неподходящее название дали их любимому месту отдыха — «Вшивая горка». Разные слухи ходили. Вроде бы пошло оно от швецов-старьевщиков, которые всякие лохмотья скупали, а потом, на ярмарке, сбывали их бедному люду. Иные — их тоже было немало — говорили:

— Эх, тут и беляка, и нашего брата, как вошь, били, поди разберись!

Были и другие слухи. Вроде бы травка так называлась — ушью…

— Смотрите, Чапай пришел, — шепотом сказала Гутя.

Все повернули головы. Неподалеку стоял веснушчатый, но подойти не решался.

— Что, кепку потерял? — спросил дядя Михаил. — Иди, иди, получай свое обмундирование. Война окончена — даешь мир!

Мальчик взял кепку, потоптался на месте; затем, поминутно оглядываясь, отошел далеко в сторону, оттуда погрозил девочкам кулаком и дал стрекача. Все рассмеялись.

— Пойти лодку проверить, — сказал дядя Михаил. — И вам пора, домой звали к полудню. Ну, шагом марш!

— Есть домой! Птицына, запевай! — скомандовала Таня. Над Чепцой зазвенела песня:

Наш паровоз, вперед лети,

В коммуне — остановка…

3

Паровоз набирал скорость. Строились заводы и шахты, плотины спорили с реками и побеждали, — вся страна превратилась в огромную строительную площадку.

Таня всегда ждала те минуты, когда учительница Клавдия Павловна приносила свежий номер «Ижевской правды», читала заголовки, а затем объясняла всему классу, что делается в Вотской области, в стране, во всем мире.

А заголовки были такие:

«Сегодня выезжают на фронт коллективизации 150 добровольцев рабочих»; «В Архангельске запрещен колокольный звон»; «Германский фашизм идет в атаку»; «Ликвидация кулачества, как класса, — боевая задача дня»; «Кровавая баня в Гамбурге».