Танго с манекеном - [68]

– Моя. Философствую в свободное от фотографий время… А что же Сандра?

– У нее все начинается завтра. Я, откровенно говоря, волнуюсь. Мне сказали, что многое зависит от того, как пройдет начало. И позволили встретить вас… из Брюсселя.

– Отлично. Я тронут. Хотя, право, не стоило беспокоиться. Я неплохо ориентируюсь.

– Что вы, это я вас беспокою. Вы сможете уделить мне несколько минут? Чтобы поговорить о Сандре…

– Знаете, не в моих правилах обсуждать Сандру с людьми, которых я вижу впервые. Вы, простите, ей кто?

– Я… друг. Почти родственник. Она называет меня Дэдди – это ведь говорит о чем-то, правда? Кстати, извините, я не представился. Меня зовут Саймон Дикселль. И это я рекомендовал ей согласиться на эту авантюру.

– Ну, вам и отвечать. А я-то здесь при чем? Я ее не уговаривал.

– Нет. Но с вас, насколько я понял, она начинается. В смысле, авантюра…

– Хорошо, что вы меня предупредили. Ладно, Саймон, у вас получилось. Но здесь мы не поговорим. Давайте, что ли, найдем кафе… Или нет, лучше поедем ко мне, там тихо.

– Это удобно?

– Удобнее, чем на перроне. Вы любите ездить на мотоцикле?

– Ну… я пока не делал этого…

– Заодно и попробуете. Только уберите уже табличку, на мотоцикле есть номера, имя владельца держать не обязательно.

Мы вошли в лофт, и я мгновенно почувствовал, что что-то изменилось.

Штатива и осветительных приборов больше не было. Исчезли фоны для съемки. Вместе с ними пропали с полок фотографические альбомы. Их место заняли толстые фолианты, издали напоминающие энциклопедические издания.

На журнальном столе в центре комнаты лежали, свернутые рулоном, какие-то афиши.

Такой у меня квадратный стол сюрпризов – каждый день что-нибудь новенькое. Как я без него жил?

Я развернул одну из афиш. Пахнуло свежей типографской краской.

Центр листа занимала репродукция картины – человек с пристегнутыми крыльями вырывался вверх, отталкиваясь от земли. Икар… Бритый наголо Икар с моим лицом.

Крупно напечатанное завтрашнее число, полдень. И текст:

Философский факультет Сорбонны

Единственная лекция

Грег Таннер

OUT OF THE BOX

Не знаю, сколько времени я так стоял, держа в руках развернутый постер.

В какой-то момент я почувствовал чье-то присутствие и, оглянувшись, увидел, что через мое плечо афишу разглядывает высокий грузный человек. Саймон как его там… Я и забыл о нем.

– У вас завтра лекция, – сказал он, посмотрев на меня так, как смотрит на пациента врач, говорящий «Да у вас, батенька, флюс». – Вам ведь готовиться нужно, а тут я… Мне, наверное, лучше не отрывать вас…

– Нет, все отлично. Даже к лучшему. Располагайтесь. Я налью себе что-нибудь, вы присоединитесь?

Саймон ушел около десяти вечера.

Он оказался отличным собеседником, внимательным и умным. Он формулировал неожиданные и парадоксальные вопросы, но делал это так, что в них уже наполовину содержался ответ.

Не знаю, кто из нас оказался более полезен другому.

Завтра должно было начаться путешествие Сандры.

А мое, если судить по встрече с рефлектором, видимо, – закончиться.

И завтра мне предстояло сказать то, что я считал самым важным.

И, видимо, не один на один, в исповедальне, а – на той самой публичной лекции в Сорбонне.

Саймон рассказал мне о Сандре. Она была художником. Очень котирующимся, очень оригинальным, очень модным и очень востребованным.

До поры до времени. Ей платили все больше, заказы становились все соблазнительнее, она все чаще ориентировалась на вкус заказчика, стала повторяться, подлаживаться и терять стиль.

Творческий кризис, депрессия. Она больше не могла писать.

Он рассказал ей о классическом эксперименте в Стенфорде, когда в настольном лабиринте клали в определенное место кусочек сыра и запускали туда мышь. Она быстро выучивала дорогу к сыру и уже с третьего раза безошибочно находила его. А потом сыр класть перестали, и мышь уже с третьего раза понимала, что бегать по этому маршруту – бессмысленно. А параллельно в одну из аудиторий клали деньги, равные месячной стипендии. И студенты уже со второго раза – быстрее, чем мышь, уверенно шли именно к этой аудитории. Тогда деньги класть перестали. Но, говорят, студенты до сих пор все ходят и ходят туда ночами…

– Я попытался объяснить ей, что чем дольше она ходит одним и тем же маршрутом, тем меньше свободна, тем больше отклоняется от собственного пути… Она это понимает, но выпрыгнуть сама, видимо, не может… И я дал ей координаты Клуба.

Он смотрел на меня, спокойно ожидая каких-то откровений или хотя бы обнадеживающих слов, а я рассматривал свою клубную, черную с красным карточку и отчетливо представлял себе холеную благополучную мышь, день изо дня, в определенный час, с привычной вальяжностью входящую в современный дизайнерский лабиринт, снисходительно кивающую охранникам и поднимающуюся на персональном лифте туда, где уже давно не пахнет сыром.

Впереди была целая ночь, и я на нее рассчитывал, чтобы понять, что делать с этой свалившейся на меня лекцией.

Но почти сразу после ухода Саймона неожиданно позвонил Антуан.

– Слушай, я, кажется, знаю, где твой похититель чемоданов. Ну, тот, что испарился в Ницце. Если не возражаешь, я бы за тобой заехал, и мы бы совершили небольшую прогулку. Только возьми с собой его чемодан, чтобы, если я прав, дважды не ездить.