Танганайский лев - [21]

Он ненавидит лесных разбойников, воров и Руга-Руга и ставит им повсюду сети и ловушки; выманивает их на ровную, спокойную, как зеркало, поверхность озера и затем нахлестывает резким ветром сердитые волны, которые с ревом и смехом поглощают их челноки.

Но коренных обитателей страны, Вавенди, он любит и хранит любовь к ним в своем сердце, и нам нечего опасаться его, если только мы сами не забываем о нем!

Видишь, Симба, Муциму уже знает, что мы направляемся к его острову, чтобы принести ему жертву, потому что он улыбается и лик его приветливо обращен на нас; туман рассеивается и безоблачное, голубое небо приветливо глядит на нас; Муциму сулит нам благополучный путь.

Торжественно звучали эти слова Инкази, и даже Симба с благоговением ступил на этот священный остров.

Инкази всыпал в озеро горсть бус и хлебных крошек, затем, достав из своей котомки сушеную рыбу и домашний хлеб, снес эти яства с благоговейным видом под одно большое развесистое дерево, стоявшее среди зеленой лужайки невдалеке от берега. У подножья этого дерева он сложил свое приношение, набожно шепча какие-то слова, которых Симба, конечно, не понял. Вероятно, дерево это считалось священным и слыло за обиталище какого-то доброго духа.

Симба терпеливо ждал, когда Инкази исполнит свой несложный религиозный обряд.

Он не сорвал ни одного цветочка; привычный глаз охотника не искал следа дичи; даже на самую траву нога его ступала осторожно, чтобы не затоптать ни одного растения, даже и сорного, в саду милостивого и вместе грозного духа озера. В полном безмолвии он и Инкази вернулись к своей лодке и по окончании жертвоприношения покинули Священный остров.

Только тогда, когда они отъехали шагов на тысячу от острова, Симба решил обратиться к Инкази со следующими словами:

— Ну вот, жертва принесена. Бог твой умилостивлен, ветер для нас благоприятный, и теперь я полагаю, что мы к вечеру благополучно достигнем Удшидши!

— Ну, это еще неизвестно, — сказал Инкази, — мы умилостивили только Муциму, но нам следует еще умилостивить черта w его жену!

Белая Борода недоумевал: ведь это было настоящее сказочное путешествие, точно из «Тысячи и одной ночи». И если так должно было продолжаться и далее, то едва ли им удастся добраться до захода солнца в Удшидши. Его утешало только одно, что эти церемонии жертвоприношений были весьма не сложны и не продолжительны, и, вероятно, черту и его жене не придется приносить более продолжительной жертвы, чем Муциму, величайшему из духов озера, которому все остальные были подвластны.

Симба хотел было обратиться к Инкази с несколькими шутливыми вопросами относительно дьявольской четы, но лицо юноши, который теперь опять готовился пристать к берегу, было так серьезно, так торжественно, что он невольно удержался от вопроса и промолчал. Между тем человек приближался к совершенно отвесной стене громадной скалы, словно колдовством выросшей прямо из воды; вокруг этой скалы озеро было особенно бурно и волны ударялись в нее с шумом и плеском.

— Здесь обитают черт и его жена! — сказал Инкази, указывая на отвесную скалу.

Симба утвердительно кивнул головой. «Пусть себе Инкази сам справляется, как знает, со своими чертями», — мысленно решил он, остерегаясь оскорбить каким-нибудь необдуманным словом черта и его супругу, зная, что Инкази долго не простит ему этого.

Но вот человек остановился вблизи прибоя. Инкази положил на весло несколько бисерин, муки и одну сушеную рыбку и, опустившись на одно колено, протянул далеко вперед это весло, громко воскликнув: «О, черт! Дай нам тихие воды на озере! Дай нам мало ветра, дай нам мало дождя! Пусть наш челнок идет легко и быстро!»

Произнося эти слова, он опустил в воду весло со своими приношениями и затем стал прислушиваться. Симба машинально последовал его примеру. Вдруг произошло нечто такое, отчего лицо Инкази озарилось внезапной радостью, а Симбу повергло в сильное удивление и недоумение. Среди шума волн и плеска могучего прибоя послышался какой-то странный голос, произнесший несколько незнакомых слов. То было своеобразное эхо, которое Инкази, очевидно, принял за ответ дьявола. И не мудрено, потому что даже Симбе показалось в первый момент, что там, в скале, запрятался какой-то человек и отвечает глухим голосом на слова Инкази.

Между тем последний снова направил свой челнок в открытое озеро и еще некоторое время молчал. Симба начинал терять терпение, у него стало уже бурчать в желудке; свежий утренний воздух развивал аппетит. Поэтому, указав на кошель со съестными припасами, он сказал:

— Теперь мы уже принесли жертву Муциму и подарили жене черта бусы и накормили самого черта. Не пора ли подумать о себе и позавтракать?

Инкази весело кивнул головой и принялся доставать припасы из своей котомки.

— Ведь он нам ответил! — сказал Инкази многозначительно и при этом откусил кусок сушеной рыбы.

Симба ничего не сказал и принялся есть, не ожидая приглашений.

Очевидно, что Муциму и супруга черта охраняли наших путешественников во время их пути. Солнце только что начало склоняться к закату, когда они увидели Удшидши.

— Теперь уже недалеко от Коршунова места! — сказал Инкази и указал рукой на песчаное место, где Симба действительно увидел кучу коршунов или ястребов.