Танец убийц - [144]

— Насколько мне известно, нет.

— Который сейчас час?

Михаил вытащил часы и посмотрел, поднеся к стоявшей на столе свече.

— Без десяти четыре.

Он все это время оставался возле Аписа и ждал врача.

Апис, теперь в полном сознании, застонал:

— О боже, они наверняка все провалили. Где Машин?

— Наверное, в Новом Конаке, чтобы и там все разгромить.

Апис попытался сесть, но резкая боль в груди не позволила ему этого. Его взгляд упал на капитана Мильковича.

— Йован! Зачем, черт возьми, этим проклятым идиотам нужно было убивать именно его. — Он подождал, пока утихнет боль. — Подумай, как тебе отсюда выбраться, пока не будет слишком поздно. Если Александр добрался до Баньицких казарм, Восьмой пехотный уже наверняка марширует сюда. Я двигаться не могу, а ты можешь. Нечего тебе тут сидеть и ждать, пока попадешь к ним в руки.

Все говорило за то, что Александру и Драге удалось бежать, поэтому свое пребывание в Конаке Михаил мог в принципе оправдать только свинцовой усталостью, сковавшей его, словно смирительная рубашка. Бессмысленный погром, свидетелем которого он был, оставил в нем чувство отрезвления, которое больше не покидало его. Как он, в самой деле, мог подумать, что переворот пройдет бескровно? Или долгое пребывание за границей стерло в его памяти ту бездумную жестокость, присущую сербскому офицерству? Даже если он приехал в Белград абсолютно невиновным, почему утренняя встреча в офицерском клубе не открыла ему глаза? Не прятал ли он, Михаил Василович, за этими священными словами вроде Librerté, Égalité, Fraternité всего лишь свою ненависть к Александру? Не был ли он в действительности еще одним полковником Машиным, вовлекшим страну в сомнительную революцию, только чтобы насладиться личной местью?

Через открытые входные двери со двора стали доноситься дикий шум и крики.

— Наверное, солдаты Восьмого полка, — сказал Апис с вымученной улыбкой.

Михаил устало поднялся.

— Посмотрю, что там.

— Оставь мне сигарету. Если начнется бой между нашими и людьми Александра, возможно, это будет моя последняя. Живым они меня не возьмут.

Скривившись от боли, Апис достал револьвер, взвел курок и положил рядом с собой. Михаил прикурил сигарету и вставил ему между губ.

— Только не хулигань, Апис. Не раньше, чем разберешься, что происходит.

4 часа утра

Ночь сменилась серым, брезжущим и полным испарений от прошедшего дождя рассветом, когда Михаил вышел из здания. Сцена, представшая перед ним, напоминала картину Верещагина «Солдаты после боя». Располагавшиеся вокруг Конака солдаты просочились во двор и толпились вокруг небольших костров, которые развели несмотря на дождь. Под навесом сидела группа офицеров и налегала на добытое из королевского винного погреба вино: они не нашли ничего лучшего, как поспорить, кто выпьет больше за короткое время.

Шум доносился из Нового Конака. Здание было полностью освещено — видимо, взрыв повредил электроснабжение только в Старом Конаке. У открытых окон толпились офицеры. Внезапно примерно двадцать из них сбежали вниз по лестнице и устремились через двор, причем с довольно приличной скоростью, учитывая их ночные похождения. Они, как скаковые жеребцы, перепрыгивали через сидящих на крыльце и мчались к вестибюлю. Впереди бежал капитан Костич с офицерами, за ними полковники Мишич и Машин, последним шел совершенно обессилевший генерал Петрович.

— Что случилось? — справился Михаил у Лазы.

Генерал остановился, тяжело переводя дыхание, и облокотился о стену.

— Костич нашел их, — с горечью сказал он. — Теперь Вы довольны, да?

Он повернулся и пошел за остальными.

Михаил следовал за ними, пока они целеустремленно бежали через разгромленные королевские покои и врывались в спальню. Кто-то захватил с собой керосиновую лампу и поставил ее между разбитыми флаконами на ночной столик. В спальню вбегали новые и новые люди, проклиная все на свете, когда они в темноте натыкались на перевернутую мебель или пугались в оборванных шторах. Все лихорадочно искали дверь, которая должна вести в укрытие королевской четы. Когда они ничего не нашли, крики безудержной радости сменились растерянным молчанием.

— Где-то здесь в стене должна быть дверь, — раздраженно настаивал капитан Костич. — Снаружи хорошо видно, что окно, из которого меня звала королева, расположено прямо на углу, здесь, на этом этаже. — Он показал на первое из трех окон спальни, выходящих в парк. — Вход должен быть отсюда, другого нет.

— Может, в полу есть потайной люк? — предположил кто-то.

— Исключено, — заверил Богданович. — Мы тут обшарили каждый сантиметр. Никакого люка нет.

— Принесите топор! — закричал полковник Мишич.

Его требование было лишним — капитан Ристич уже успел послать младшего лейтенанта в сарай за топорами. Лейтенант возвратился с тремя. Немедленно самые прыткие схватились за орудия, и через миг спальня содрогнулась от первых ударов по затянутым шелком стенам.

Лаза Петрович повернулся к Мишичу.

— Ради бога, господин полковник, — сказал он, дрожа от возмущения. — Прекратите это бессмысленное варварство. Нет нужды рушить стены. Тут есть дверь.

— И Вы знали это все время? — спросил Машин.