Танец с зеркалом - [9]

– Нет.

Живое сооружение напоминало громадное меховое кресло. Внизу лежали белые медведи, выше – снежные барсы и волки. Все они высовывали наружу морды и тяжело дышали, но с места не двигались, потому что на них раскинулась она – Королева Льда. Вокруг импровизированного трона на сотни шагов сидели, стояли, лежали звери. Десятки. Сотни. Тысячи.

И единственные люди, допущенные до церемонии, – Король Льда и Шут Льда. Муж и сын.

Королева была одета в снежную мантию, от которой веяло морозом и вьюгой. По одному к ней поднимались вожаки стай, и, посмотрев в глаза каждому, женщина обнажала левую или правую грудь, наклонялась вперед, а очередной вожак стаи снизу, как щенок, встав на задние лапы, присасывался к ней на несколько мгновений.

– Папа, ты раньше видел подобное?

– Нет.

– А ты немногословен, отец. Последний раз, когда я слышал от тебя больше одной фразы, ты объяснял мне, что если я еще хоть единожды подниму мертвеца, то окажусь в ледовой яме на всю оставшуюся жизнь. Хоть сейчас скажи: ты ведь шутил?

– Нет.

– Ну вот, смотри – я поднял их. Хуже того, за восемьсот лет в общей сложности я поднял мертвецов в сотни раз больше! Среди них были люди, животные, магические твари. Дети, старики, женщины. Что изменилось? Почему ты не сажаешь меня в тюрьму?

– Я изменился.

Старик посмотрел на сына, мрачно, и в то же время с некоторой хитринкой, прищурив глаз. Сова потопталась на гарде и неуверенно ухнула.

Королева в меховом кресле кормила грудью громадного белого медведя. Тот закатывал от восторга глаза и пытался деть куда-то свои лапы – видно было, как хочет он обнять свою королеву, но не решается перейти дозволенные рамки.

– Сын, – старик спрашивал с неподдельным интересом, – почему ты не сбежал к людям? В пустоши, к охотникам или даже на юг, к этому отребью?

– Знаешь, папа, когда тебя предают родители, людям перестаешь верить. Вообще. А мертвецы точно не предадут. Никогда.

– Понимаю.

И они стояли еще долго, пока десятки хищников поднимались по живому постаменту к Королеве Льда, чтобы получить свою каплю молока.

– А мама красивая, правда, папа?

– Правда.

Они стояли рядом – статные, сильные мужчины.

Они смотрели на нее.

Они гордились ею.

И любили ее.

– Я думал, с ним будет сложнее. – Король Льда задумчиво смотрел на то, как сын суетится у криво сколоченного помоста, втолковывая что-то живым мертвецам, одетым в ветхие, рваные платья, бывшие некогда роскошными, судя по остаткам золотого шитья.

– Да, он не похож на того опустившегося безумца, каким ты его пытался выставить, – сухо улыбнулась Королева Льда.

Старик нахмурился, а потом вдруг расхохотался, вспугнув сову с гарды. Смех его был хриплым, гортанным, почти болезненным.

– И смеяться ты тоже никогда не умел, – добавила королева.

Шут уже шел к ним – странной, подпрыгивающей походкой. Он снял алую повязку, и теперь были видны крупные, мясистые черты лица. С отцом его роднили только ледяные глаза, а рядом с матерью он казался просто уродцем.

И все же, когда он шел вот так, широко улыбаясь, было в нем что-то щенячье, неуклюже-симпатичное.

– Уважаемые гости, спешу представить вам, – хорошо поставленным голосом вещал он. – Единственный раз, абсолютная премьера, наша труппа сыграет для вас «Сиреневый цвет любви» уважаемого Анто Саноса!

– Ужасные манеры, – холодно отозвалась Королева Льда. – Не могу поверить, что ты вышел из моего лона.

На мгновение лицо Шута стало по-детски растерянным, а потом превратилось в каменную маску.

– Начинаем, – крикнул он, взмахивая рукой. Сцена была у него за спиной, но он решил не оборачиваться, следя за реакцией родителей.

– Ужасные манеры, – подтвердил Король Льда, и Шут растянул губы в издевательской ухмылке.

А между тем спектакль начался. Фигуры на сцене безмолвно кружились друг вокруг друга, кланялись, приседали, дрались, вставали на колени.

Поначалу было совершенно неясно, что происходит, но в конце первого действия Король Льда вдруг поймал себя на том, что прекрасно понимает все происходящее – четкие, отточенные жесты мертвых фигур полностью заменяли слова.

Король двинулся вперед, прошел еще несколько шагов, затем отступил на шаг назад, найдя лучший вид. Королева шла за ним, еще не понимая, что происходит, но в середине второго акта она вдруг охнула – войдя в действие, почувствовав его ход.

Сюжет развивался стремительно – недавние друзья по навету злодея втаптывали друг друга в грязь, стараясь сохранить видимость дружбы для окружающих. Героиня готовила любовный напиток, чтобы соблазнить короля, но не отказывалась принимать знаки внимания и от остальных.

И когда в третьем акте злодей, уничтожив друзей, случайно убил героиню, а потом воскресил ее, чтобы жить с ней, хотя бы и не живой, стало понятно, почему Шут поставил именно этот спектакль.

Ощущение от того, как только что живой человек вдруг становится куклой, наложилось на забытый на время спектакля факт, что все актеры изначально мертвы.

– Гениально, – признал Король Льда. – Сколько ты готовил это представление?

– Восемь лет, – ответил Шут, никак не выдавая того, что польщен. – Вначале я играл роль главного злодея сам, но тогда стиралось удовольствие от общего впечатления. И я купил у родственников труп Мако Ретоса, гениального трагика, очень вовремя погибшего.