Танец единения душ (Осуохай) - [23]

Аганя приглядывалась из-подтишка к Елене Владимировне и вновь удивлялась: почему эта женщина кажется такой необыкновенной? В сатиновых шароварах, в клетчатой хлопчатобумажной рубашке? Но как-то особенно выгнута спина, голова склонена, будто в робости, а гладкое лицо с чуть выпирающим подбородком и высоким лбом напоминало далекий утес, возвышающийся над водами.

С лопатой в руках Аганя попробовала повторить ее движения, и ей показалось, что получилось. Также плавно двигалась голова, подавалось плечо к подбородку, и лопата загребала, словно весло.

— Бог в помощь, — раздался резковатый голос.

Аганя одернула на себе одежду, будто прихватили ее голой. Из-за деревьев вышел Бобков. Проходчики приостановили работу, смотрели на него: «Бопомощь» — говорили старики в деревне. Но здесь так не говорил никто.

Бобков ни с кем отдельно не здоровался, но все проходчики дружно заулыбались ему, вскинули в приветствии руки. Он и похож был на них: вроде и улыбался, и поигрывал желваками. Чуть щерился и откидывал при ходьбе ворот рубахи плечами, как это обычно делали бывшие заключенные. Только ученый.

Подошел к геологам. Перекинулся двумя-тремя словами, и уже в следующее мгновение стоял в сторонке, смотрел на реку. Аганя замечала, что и во вчерашнем разговоре у костра он вдруг также оказывался в сторонке, и всегда в задумчивости вглядывался в течение вод.

Агане неловко было постоянно смотреть на геологов. Поэтому с каждым новым взглядом она замечала движение. Елену Владимировну словно утягивало к Бобкову. Нет, она не подходила к нему, оставалась рядом с начальником второй партии. Лишь отстранилась, как-то вся, всем существом подалась туда, где в мыслях своих стоял сухощавый плечистый человек. Аганя понимала это и, как ни странно, сердцем помогала ей. И почему так было жалко, так хотелось оберечь этого сильного и умного человека?

— Обратите внимание, Андрей Николаевич, сколько на этой косе трапповых галек и валунов, — заговорил Берштейн. — А именно здесь, как вы знаете, на днях, так сказать, «сдох олень».

Аганя слышала, как давались радиограммы: «Сдох олень». И сначала очень удивлялась: почему, когда сдыхает олень, очень радуются геологи? Потом радиограммы сменились: «Высылайте лаборантку». Здесь радость мужчин была понятна. Но она уже догадалась, что они означали очередную находку. Не знала только, какую именно.

— Если пойти в лес, обязательно найдешь гриб, — проговорил Бобков.

— Извините, Андрей Николаевич, — стал жестче начальник партии, — но этих грибов, как вы выразились, найдены уже тысячи. Пройдены сотни тысяч километров. Подняты сотни тысяч кубометровых проб! По каждой линии канав подсчитывалась количественная взаимосвязь между гальками траппов и пироксена с зернами наших находок! И везде среднеарифметические значения показывали: существует прямо пропорциональная закономерность!

— К сожалению, метод математического анализа не подтверждает этой зависимости, — Бобкову, видно, не очень хотелось спорить. Но и не спорить он не мог.

— Андрей, ведь твои исследования делались на основе наших находок! На моем же фактическом материале! И неужели ты мне будешь доказывать, что здесь, на Вилюе, дела обстояли иначе? Я избороздил его вдоль и поперек, я сам лично изучал каждый шурф и каждую канаву… И каждый раз убеждался: мой метод верен! По мере увеличения галек траппов и пироксена увеличиваются находки кристаллов, по мере уменьшения — соответственно уменьшаются.

— Это может доказывать, что угодно. Например, то, что здесь, на излучине, усиливается вынос со дна реки. Но это никакого отношения не имеет к природным месторождениям. — Начинал горячиться Бобков.

— Я не утверждаю, что траппы материнская порода. Я полагаю, что единая бальзатовая магма…

Аганя перестала понимать смысл. Слова звучали колдовским заговором: «Ультроосновные», «дифференцианты», «щелочные»… Ей было стыдно, что не знает этого языка ученых людей: вот они, рядом, а другие!

— Чушь, — отрезал Бобков. И круто переступил с ноги на ногу.

Для Агани это было, действительно, как гром среди ясного неба. Чтобы так разговаривать с начальником второй партии, с самим Берштейном, перед которым самые непокорные, бывший разбойный люд, выстраивались в цепочку с полуслова, цепенели с полувзгляда?!

— Если бы речь шла сугубо о моих наблюдениях, о моей теории, то я бы мог в ней усомниться, — был сдержан Берштейн. — Но о пространственной связи трапповых массивов с природными месторождениями кристаллов говорит практически вся геологическая наука. Это общее убеждение. Что, все не правы?! Прав ты один?!

— К сожалению, в науке так и бывает. И ученые столетия бьются над тем, как ртуть превратить в золото. В науке нужно всегда оставлять место для предположения, что ты не прав. Что не правы все. Иначе куда же идти поиску, если все уже понятно? И я не утверждаю, что за мной окончательная истина. Но действующий метод я признаю абсолютно ошибочным!

— Тогда выходит, — развел руками Берштейн и повернулся к рабочим, — что годы труда, все наши титанические усилия — впустую?! И сейчас вот эти люди работают напрасно?!

— Этого я не говорил, — Бобков дважды нервно перебросил свое тело с ноги на ногу. — Было время, когда любой метод был хорош. И я склоняю голову перед этими людьми, и перед тобой — вы сделали великое дело. Но сегодня надо искать иначе!