Танец бабочки - [7]

Кабан определенно не собирался сдаваться, несмотря на потерю крови и упорно теснил юношу к краю холма. Оба соперника могли похвастаться кровавой раскраской, представляя собой малопривлекательное зрелище. Меч молодого человека исполосовал животное до отвращения. Морда зверя была залита кровью. По всему телу виднелись раны. Кимоно юноши под стать сопернику цвело красными пятнами. Снег в изобилии оросился алым цветом. Схватка превращалась в резню.

Животное собралось с силами и бросилось на врага в отчаянном рывке. Молодой человек рванулся с клинком навстречу, но маса тела кабана взяла верх и юноша не смог удержать равновесие. Удар зверя свалил с ног и оба противника покатились вниз по склону холма, оставляя за собой длинный кровавый след.

— Отпусти клинок, ну же, отпусти, — услышал Икуно будто сквозь сон чей-то голос.

Сознание возвращалось медленно. Глаза открылись, преодолевая тяжесть в виске. В узком коридоре света цвело алое пятно.

— Вытри ему кровь, — сказал голос.

Размытые очертания медленно превращались в знакомую картину. Зрение возвращалось. Из тумана возникли четыре склоненных лица.

Юноша наткнулся на встревоженый отцовский взгляд.

— Ты меня слышишь? — спросил Иттэй.

— Да, — со слабостью в голосе произнес юноша.

— Хорошо, — отец удовлетворенно кивнул, — отпусти клинок и мы вытащим тебя.

Только теперь Икуно понял, что лежит под тушей зверя, вцепившись в вакидзаси — малый клиеок — мертвой хваткой. Никакая сила на земле не могла заставить расслабить руку в тот момент, когда, схватившись с обезумевшим животным они покатились вниз по склону. Теперь в этом не было необходимости. Кабан был мертв. Клинок пронзил сердце.

Икуно разжал пальцы и крепкие руки вытащили юношу на свет. От резкой перемены положения в глазах все поплыло: размытые ухмылки самураев, лошадиный топот, охотничья толкотня…

Кто-то потрепал по затылку:

— Хороший улов.

Еще не вполне придя в себя, молодой человек растеряно смотрел на еще теплое тело. Труп животного черным пятном контрастировал среди окружающей белизны. Снег окрасился алым цветком вокруг морды зверя. Клинок торчал в грудной клетке, войдя по самую рукоять. Место приложения удара не оставило животному никаких шансов. Скорее всего кабан умер еще в полете с холма, когда Икуно изо всех сил вогнал меч прямиком в сердце.

Охотники, с видом знатоков, разглядывали добычу.

— Ничего себе боров…

— Изошел кровью…

Удивленные возгласы. Смех. Отцовская рука легла на плечо.

— Как ты?

Происшедшее опустошило все чувства. Не осталось ничего, кроме усталости.

— Не знаю, — честно признался сын.

Даймё[11] Ицуери, глава клана, гарцуя на лошади позади Иттэя, стальным взглядом окинул потрепанную фигуру юноши. Ицуери давно присматривался к сыну младшего брата. Хрупкий юноша, у которого только-только обсохло молоко на губах, подавал неплохие надежды. Смел, обходителен, чуток. В меру молчалив и как все подростки его возраста полон буйной энергии, которая при умелом руководстве позволит избежать беспутства и сумасбродства. Ведь молодые люди вспыльчивы и легко теряют голову, иногда в буквальном смысле. Всегда попадется какой-нибудь глупец и при случае затеет ссору. И еще прежде чем юноша поймет это, он может быть убит, имя его господина запятнано, а его родители и родственники осыпаны упреками.

Редкие лучи мягкого зимнего солнца пробились сквозь облачную завесу, заиграв на снежных верхушках сосен. Дикие гуси давно улетели на юг, оставив пруды замерзшему сухому камышу и голым прядям ив. Весны ждать еще долго. Бесконечные зимние ночи наводили уныние. Ицуери, как ребенок обрадовался возможности развеять скуку большой охотой в горах. Даймё любил горы. Огура — «Сумерки», Иритати — «Заход солнца», Асакура — «Кладовая утра». Их особенный воздух напоминал о молодых летах.

— Держи, — охотник протянул Иттэю багровый клинок, приобретший почти культовую значимость после схватки.

Ямадзаки-младший крепкой рукой сжал холодную рукоять.

— Отдай ему, — произнес даймё на правах главы клана.

Иттэй поднял глаза в немом вопросе.

— Он заслужил, — веско бросил Ицуери.

Сомнения излишни. Отец протянул клинок сыну.

— Меч — душа самурая. А вакидзаси еще и хранитель чести.

Икуно взял меч в обе руки. Безликим взором прошелся по лезвию. Сквозь пустоту. Ничто изнутри не откликнулось на торжественность момента. Перед глазами стояла заплывшая кровью туша. Смерть.

Молодой человек механически поклонился, опустил меч и отошел в сторону.

— Что с ним? — спросил даймё, слезая с лошади.

— Переволновался, — сказал кто-то из старейшин. — Такого кабана завалил…

— Ничего, — обратился Ицуери к брату. — Привыкнет.

— Все привыкают, — поддержал главу клана старейшина.

Иттэй молчал. Испытание и впрямь было не из легких. Одним богам известно как отец волновался за сына. Икуно выдержал экзамен с честью. Было бы естественным радоваться победе, но сын выглядел подавленым.

Молодой человек бесцельно брел по снегу, не обращая внимания на приветствия самураев. Возможность встать в одном ряду с воинами клана была завоевана. Все, кто стремился обрести честь называться буси[12] проходили через испытание кровью. Предки выковывали это право в горниле битвы. Кабан стал первым трофееем — пропускным билетом в овеянный легендами Путь воина