Танцы со смертью - [111]

Меня встречает скромно одетый господин, который просит следовать за ним. Он ведет меня по длинному, облицованному плиткой коридору. Мы всё больше отдаляемся от сцены этого театрального предприятия смерти и всё дальше проникаем за его кулисы. Внезапно мы оказываемся в большом, ярко освещенном пространстве, где толпятся смеющиеся, разговаривающие и кричащие люди среди открытых и закрытых, заполненных и пустых гробов. Тут и там лежит на колесных носилках мертвое тело, готовое к тому, чтобы его одели и приготовили для погребения. Молодые люди снуют повсюду с венками, букетами цветов, молитвенными картинками, траурными открытками, чётками, погребальными рубашками, готовыми костюмами, пижамами (это всё же возможно, думаю я о ван Рите), и всё это перекрывает резкий голос из громкоговорителя: «Внимание, тело Йоханнеса Й. М. ван Эмпелена в камеру С 103». Смерть вроде суматошной пекарни.

Мы находим менеера Ункраута уже в гробу, в гуще всей этой суматохи. На нем его Последний костюм. Чёртов кардиостимулятор помещен у его плеча. Мне помогают два молодых человека, они обнажают его грудную клетку.

Я действую осторожно. Никаких пошлых шуточек, о том что он уже больше ничего не чувствует. Разве что серьезное указание: «Смотри не запачкай. У нас нет для него другой одежды».

Удалить из-под кожи ритмоводитель не слишком сложно, но к нему присоединен проводок. Я начинаю тупо его вытягивать. Один из молодых людей подает мне пассатижи, чтобы перерезать провод. «Оставь остальное внутри, док. Там наверху отсортируют. Мы напишем в формуляре, что настройщик проглотил струну. До свидания и большое спасибо!»

К счастью, мне не приходится снова в давящей тишине идти к выходу по выложенному плиткой коридору; в задней стороне зала имеется служебный вход, через который я прыжком исчезаю из этого котла ведьм и внезапно оказываюсь прямо на парковке.

Только там смог я немного постоять и наконец отдышаться.

В готовящийся к публикации справочник Болезни, объясняемые любителями должна быть включена обширная глава под названием: Если попадает воздух.

Речь идет об идее, что опухоль где-нибудь в тихом уголке живота постепенно проходит сама собой. Стало быть, ничего страшного – до того неприятного момента, когда тишина и мрак будут нарушены тем, что хирург разрежет живот и животворящий воздух щедро устремится внутрь, из-за чего язва вырвется из своей спячки и начнет расти, как капуста.

Утопленник и высокая причальная стенка

Рано утром еду на велосипеде на работу. На полпути, на мосту через канал, у перил стоит полуобнаженный, тяжело дышащий, возбужденный молодой человек со спутанными волосами и очумелым взглядом и пристально смотрит вниз в ледяную воду: несомненно психотик, который, побуждаемый тем или иным демоном, вскочил с постели и сейчас стоит в нерешительности, спрыгнуть вниз или нет.

Слезаю с велосипеда – катастрофилия – посмотреть, что будет дальше. Нет, не для того, чтобы, если понадобится, вслед за ним прыгнуть в воду. Ставлю велосипед, оборачиваюсь – его нет. Господи, неужто всё-таки… Но вода неподвижна. И с облегчением вижу, что он уже оставил мост позади, обычный джоггер, который остановился на мосту перевести дух и затем рысцой, легкий, как перышко, потрусил себе дальше.

Сегодня ночью умер ван Рит. Мой не слишком деликатный вопрос Мике, как он умер, остается без ответа: «Его нашли уже мертвым».

Греет задает тот же вопрос, но более прямо: «Как ты думаешь, каковы были его последние часы? Плохо, что никого не было с ним. Что он чувствовал? Я думаю, что когда умираешь, всё время борешься, но в конце уже больше не можешь и сдаешься. Да, что здесь поделаешь?»

Для нее это нечто вроде генеральной репетиции, потому что скоро и ей предстоит то же самое. Ей представляется тонущий, он безуспешно сражается с высокой причальной стенкой и в конце концов, обессиленный, погружается в воду. «Мирно уснуть» – для Греет этого не существует. Смерть, говоря феноменологически, для нее слишком плоха, чтобы ее можно было сравнивать с погружением в сон.

Как многие люди, Греет думает, что умирать – это такой же глагол, как плавать, рубить или ходить, когда необходимо обращать внимание на водопад, пальцы или ступеньку.

Пытаюсь ее успокоить: «Греет, могу я тебе рассказать, как это было у ван Рита? В тот последний вечер, когда никого не было рядом, он услыхал голос Смерти: „Тшш! Ван Рит, вот, смотри, маленькая пещера. Спрячься в нее на минутку, пока всё не кончится“. И больше уже ничего не было».

Когда я спускаюсь вниз посмотреть на него, он еще без костюма. Лежит обнаженный на цинковой каталке в зале морга, на чресла наброшена какая-то тряпка, руки скрещены на груди. Ecce homo[286]. Как тихо ты лежишь, думаю я.

Позже этим утром замечаю в фойе Де Лифдеберга девочку с пугающе всамделишной куклой. Самое жуткое в куклах, что голову можно произвольно поворачивать туда или сюда относительно туловища, словно у них сломана шея. Целый день смерть настигает меня повсюду.

Олденборх объясняет, что для акупунктуры хорошего плацебо не существует. Можно было бы попросить провести для плацебо-группы фальшивое иглоукалывание и погружать иглы на 5 или 10 сантиметров больше или меньше, чем было бы нужно. Проблема в том, что все иглоукалыватели, например в Хаарлеме, утверждают, что