Танцы на снегу - [77]

— Ну, не обижайся, я на это только фыркнуть могу. Не забывай, что я его знаю дольше, чем ты.

— Вы же соперники! Естественно, что ты в нем только плохое видишь.

— Ладно, может, хватит о нем? Нашли тоже тему для разговора. Ты теперь знаешь, чего я хочу. Если ты не особенно против, я попытаюсь. Может, конечно, и проиграю, скорее всего даже, но упустить такой случай не могу. А то буду жалеть до конца жизни. Другие зайчихи мне не нужны, мне с ними скучно. Какие-то они… никакие.

— И к ним ты несправедлив.

— Знаешь, что мне в тебе не нравится? Ты обо всех хорошо думаешь. Интересно, если Убоище стащит у тебя зайчонка, ты и для него найдешь доброе слово?

Вспомнив об Убоище, Торопыжка взглянула на тускло-серое небо.

— Давай-ка поторапливаться, — предложила она.

Зайцы побежали к канаве. Какое-то время они могли бежать под ее прикрытием, потом шел открытый участок, а через два поля стояла покосившаяся каменная стена сухой кладки. Там можно притаиться, пока солнце не поднимется. Углубления в стене, там, где выпали камни, были хорошим, надежным укрытием.

Водохлеб и Торопыжка поскакали по склону канавы. Здесь проходила тропа горностаев, так что была опасность, спасаясь от Убоища, напороться на другого хищника. Торопыжка прикинула — они находились на самой границе охотничьего участка Убоища. Но полагаться на это нельзя — чудище вполне могло отклониться от обычного маршрута, оно было существом непредсказуемым.

Канава вывела их на луг, поросший короткой травой, где совсем недавно паслись коровы. Зайцы бросились через луг изо всех сил, торопясь к каменной стене. Добежав до нее, они могли считать, что опасность миновала.

Водохлеб отставал от Торопыжки прыжка на три. Вдруг она увидела на земле тень, быстро набегающую с востока. Зайчихе не надо было поднимать голову, чтобы понять: тень принадлежит громадной птице — удивительной птице с огромным туловищем, веерообразным хвостом и относительно небольшим размахом крыльев. Убоище было крупнее и сильнее золотого орла, а его полет отличался большей маневренностью. Зайцы попали в отчаянное положение. В первую очередь опасность грозила отставшему Водохлебу.

Речь шла о спасении жизни, а помочь парню она ничем не могла, и Торопыжка устремилась вперед. Адреналин, выброшенный в кровь, придал ей сил, и она мчалась быстро как никогда. Водохлеб остался где-то позади, на открытом месте, а она почти добежала до стены. Мимолетно пожалев о бедном парне, она уже ныряла в укрытие…

И тут на нее обрушился удар.

У нее пресеклось дыхание. Железные когти сорвали ее с торфа и взметнули в небо — только ветер засвистел в ушах. В одно мгновение земля превратилась в лоскутное одеяло, провалилась далеко вниз — словно Торопыжка оказалась на вершине высочайшей горы, там, на севере. Ее тело, парализованное ужасом, окаменело. Ветер пел над плоской землей. Торопыжка видела океан и путаницу стремящихся к нему речных рукавов и протоков, поля и изгороди. Когти чудовища вонзились ей в бока, причиняя нестерпимую боль, но ужас, переполняющий сердце и голову, был мучительнее всякой боли.

Преодолевая судорогу страха, она попыталась бороться, вырываться, надеясь, что чудище выронит ее и она умрет легкой смертью. Но могучие когти держали крепко — только какая-нибудь из человеческих машин могла бы ослабить их хватку.

Это было выше заячьих сил.

Глава тридцать первая

Бубба был доволен собой. Заяц, который причинил ему столько неприятностей, наконец попался в когти. Он, оказывается, перебрался с острова на большую землю, чтобы и болотных зайцев обучить спасаться от него, Буббы, роя норы в земле. Но теперь волшебный заяц был в его власти. Теперь-то он с ним посчитается. Заяц был непростой, и значит, смерть его ждет тоже непростая. Только тех, кто угодил Буббе, он в виде милости сразу разрывал на части и съедал. А эта тварь умудрилась рассердить его по-настоящему. Надо было еще придумать для нее смерть помучительнее.

Бубба влетел в помещение своей круглой башни и бросил добычу на пол. Парализованный ужасом заяц лежал без движения на пыльном и грязном полу среди костей. Костей было уже порядочно, хотя, конечно, до того количества, что пришлось оставить в квадратной башне, было далеко. Валяющаяся на полу тварь таращилась на кости неподвижными глазами, словно ждала от них спасения. Спасения не будет. Для тех, кто попался Буббе в когти, надежды нет.

— Башня, что мне сделать с этим странным зайцем?

— Отдай его мне, Бубба. У тебя хватает еды. Позволь мне замучить его до смерти.

— Ты хочешь замучить его голодом?

— Да. Оставь его здесь, в моем каменном брюхе. Он не убежит. Для тех, кто не умеет летать, есть только дверь — но тогда он упадет с такой высоты, что сломает шею. Он будет метаться и искать выход, которого нет.

Бубба тщательно обдумал этот совет. Единственный выход располагался на середине высоты башни, а вся она была раз в шесть-семь выше человеческого роста. Уйти через отверстие в потолке заяц не мог — летать он не умел. Зайцы боятся высоты. Бубба знал это точно — все они визжали, когда он поднимал их в небо, и зубы их стучали от страха.

Бубба напомнил себе, что раньше считал этого зайца волшебным. Действительно, зверек умудрился вскарабкаться по ступенькам на вершину той, квадратной, башни, но это было не так уж трудно. А здесь никаких ступенек нет. Будь заяц действительно могучим колдуном, он бы исчез или убил Буббу, не дожидаясь, пока попадет к нему в когти.