Кувырок еще не решил, идти ли ему на колокольню, как хотела Лунная зайчиха, но с Большеглазкой больше не советовался — слишком уж она каждый раз волновалась. Догоника не торопила его с ответом. Она, видно, полностью полагалась на действие своих угроз и не сомневалась, что в конце концов он сделает то, что требуется. Приходила к нему Камнепятка. Достойная гадальщица поведала, что неусыпное изучение вязовых веточек после недавней грозы открыло ей: именно Кувырку предназначено судьбой разгадать тайну Убоища. Когда же он спросил, точно ли его ждет успех, а, например, не погибель, она отвечала уклончиво, и все, чего он добился, было: «Опята светились с северной стороны». Это лишний раз убедило его в том, что он давно подозревал, а именно: Камнепятка — такая же пророчица, как любой зайчонок, и только напускает на себя важность ради положения в колонии. Она посоветовала взять с собой птичий череп — дескать, иддаб его защитит, — и Кувырок вежливо поблагодарил за совет, хотя на самом деле вовсе не собирался таскаться по острову с птичьим черепом во рту.
Однажды в гости пришел Стремглав.
— Ну что, было продолжение у той истории со стрельбой? — спросил Кувырок. — Помнишь, когда человек с трактора убил двоих и закопал в землю.
— Было, а как же! В этом углу, где он их зарыл, трава выросла необыкновенно густая и сочная. Конечно, все звери стали там кормиться. Траву объели, и теперь это место выделяется на лугу четким прямоугольником. А человек это видит и волнуется. Все подкапывает края у прямоугольника — хочет изменить его форму и как-то сравнять с остальным.
— Странно! — сказала Большеглазка.
Солнечный заяц пожал плечами:
— Кто их поймет, людей? Возле церкви, например, они, наоборот, стараются, чтобы на таких прямоугольниках ничего не росло и они хорошо выделялись среди травы. Но, правда, он тоже иногда кладет туда цветы. Небольшие снопики цветов. А потом убирает. Очень странно он себя ведет, даже для человека.
Странное поведение человека с трактора, который был для животных самым близким из людей, волновало и занимало Кувырка. Там, в горах, зайцы иногда довольно близко подходили к невооруженным людям, но Кувырку не случалось свести с человеком более или менее близкое знакомство. Он редко кого из людей видел больше одного раза.
Он знал в лицо кое-кого из пастухов, но держался от них подальше из-за собак. Пастухи были серьезные, молчаливые и интересовались только своими овцами да собаками. Они жили на отшибе от прочих людей и, собственно, представляли собой особый вид. Раньше их было больше, но и сейчас они оставались такими же, как в старые времена. Лица у них были обветренные, словно высеченные из камня, и руки под стать. Они могли целый день неподвижно просидеть на камне, глядя на узкую, окаймленную холмами долину. Если бы не собаки, зайцы могли бы, пожалуй, подружиться с пастухами. Овчарки, правда, никогда не нападали ни на зайцев, ни на других зверей, они были обязаны работать не отвлекаясь, но все же это были хищники, псовые, и доверять им было бы безрассудством.
Человек с трактора напоминал Кувырку пастухов. Иногда он проводил в поле каждый день, а в остальное время раз или два в неделю. Своими повадками он не слишком отличался от животных, пахло от него землей и травой, и даже по его лицу — обветренному, заросшему седоватым мехом, обрамленному нечесаными волосами с застрявшими в них травинками — было видно, что он намного ближе к природе, чем большинство людей, неестественно белых и гладких. Одежда его всегда была перепачкана землей, и под ногтями лежала та же земля. Кувырок не сомневался, что, если бы этот человек поменьше двигался, его одежда поросла бы травой.
Он был молчалив, несуетен, хотя зайцы не чувствовали в нем философской складки, присущей некоторым людям, пристрастившимся к одиноким прогулкам в полях. Он был плотью от плоти местной плодородной земли, и зайцы так и считали, что кости его из камней, тело из суглинка и только кожа человеческая. Им случалось видеть, как он срывал колокольчик и с радостным удивлением его рассматривал. Они видели, как он после рабочего дня удовлетворенно отряхивал руки от земли. Они знали, с каким восхищением глядит он на алые закаты, и чувствовали его внутренний лад и спокойную уверенность, когда он шел по полю морозным утром, чтобы делать свое дело на земле.
Он был простой и сильный.
— Сколь благороден заячий облик! — сказала однажды Стиганда. Волнения жатвы остались позади, и жизнь вернулась в обычное русло. — Такой безупречно классический профиль! Мы, выдры, никак не можем похвастаться столь изысканной фигурой и гордой осанкой.
— Ой, ну не знаю… — в смущении пробормотал Кувырок.
Стоял тихий полдень. Заяц и выдра лениво болтали на речном берегу.
— А вы зато чудесно плаваете. С моей фигурой у тебя, наверное, так бы не получалось.
— Что верно, то верно, — ответила Стиганда со вздохом. — Но ах, что за дивные задние ноги! Ты гордишься ими?
Кувырок бросил взгляд на свои дивные ноги.
— Ну, ноги, правда, ничего, зато у тебя хвост, как руль, красивый и сильный.
Из воды выглянула голова. Это был Гастинд, супруг Стиганды.
