Танцы на льду - [19]

— Заявление. Прошу прекратить розыск вещей и денег в связи с их обнаружением. Число, подпись.

Татьяна, написав, протягивает мне бумагу.

— Спасибо, Тань. Я постараюсь найти его…

За порогом квартиры я припадаю к двери спиной и смотрю в никуда. Мать твою за ногу! До чего я докатился! Становлюсь пьяницей, вором, теперь вот еще и… Хм, а нас учили, что на службе мы должны быть альтруистами и импотентами. С холодной головой и чистыми руками. Ну никак не получается.

Вспоминается старина Шерлок. Интересно, он смог бы, как я сегодня? Вот так, один переспал — пропало колечко, другой переспал — колечко нашлось! Поэзия! Без всякой дедукции. Думаю, кишка тонка у Шерлока. Даже если б ему помогали Ватсон, миссис Хадсон и Бэрримор. Не раскрыли бы. А мы раскрыли. Мы круче. Система, отлаженная годами, не дает сбоя.

Танцы на льду.

Я вздрагиваю и прислушиваюсь. Это из-за дверей. Да, оттуда. Татьяна плачет…

«Начальникам отделов милиции, командирам ОМОН, старшим экипажей вневедомственной охраны. В случае задержания гражданина Мамедова В. Ф. убедительная просьба не применять к нему средств личной самообороны и приемов рукопашного боя в связи с тем, что гражданин Мамедов проходит по уголовному делу об убийстве в качестве свидетеля. Следователь прокуратуры Петров А. И. Число. Подпись».

Прочитав этот удивительный документ вслух, Щеглов взглянул на собеседника:

— Ну и что, не помогает?

Собеседник, молодой азербайджанец, указал на огромный синяк под глазом:

— Самы выдыте.

— Что ж так?

— Достать не успеваю. Только руку за пазуху, сразу дубыной по лицу. Обыдно, слушай. Три раза за месяц в больницу отправляли. Уеду я домой, не могу больше. На рынке рейды через день. И все время мордой в снег. Обыдно. Никто эту бумажку и не читает. Потом, в отделе только читают. А сразу — никто. Раз черный, значит, бандит. У тебя, мол, на роже все написано, чего ты нам всякую туфту суешь? Уеду я.

— А ты что хотел? И бананами торговать, и синяков не иметь? Справка эта тебе только после гальюна пригодиться может. Но по старой дружбе могу дать совет. Глядишь, поможет. Возьми рекламный щит, напиши этот текст крупными буквами, вместо следователя прокуратуры укажи начальника ГУВД, а еще лучше наклей его портрет, повесь щит над своим торговым лотком и живи спокойно. Как ОМОНовцы в наступление пойдут, ты щит перед собой выставляй. По начальнику ГУВД не рискнут дубинками или сапогами. В худшем случае баллончиком брызнут.

Азербайджанец тяжело вздыхает:

— Понимаешь, Валентин, свои ведь тогда замочат. С ментами западло дело иметь.

— Ну, не знаю. На тебя не угодишь. Тогда катайся в больницу по пять раз в месяц. Держи.

Валька возвращает парню бумагу, бережно обернутую в целлофан.

— Бывай, мне некогда.

Парень поднимается и, надевая на ходу шапку, выходит.

— Он правда свидетель? — спрашиваю я Щеглова.

— Вроде да. Третий год уже. Мужик, в общем, неплохой. Что там у тебя? Давай.

— Вот, отказник набарабанил. Посмотри, все верно?

Валентин пробегает глазами свежеотпечатанный шедевр.

— Правда, что ль, нашла? Во дает. Что за публика?! Я ведь ей раз пять повторил — внимательно, в каждом углу посмотрите. А она — нет и нет, все, мол, обыскала, украли, ан нашла все ж таки.

— Я ей помог немножко. Витька подсказал, где поискать можно, я проверил, и точно — там оказалось.

— Витька спец, мудрая голова. На. Все верно напечатал, прокурор носа не подточит.

Заходит шеф.

— Мужики, завтра рейд общегородской, сюда ОМОН пригонят. Надо им адресную программу дать. Прикиньте за сегодня. Притоны там, наркоманы, малины, хазы. Тех, кто в розыске, дайте. Пусть пошерстят, хуже не будет. Может, сдуру кого и задержат. Программу начальнику отдайте. Юра, что у тебя по тому материалу со стеклом?

— Еще есть несколько дней. Жду телетайп из Офонаревска.

— Не затягивай. За просроченные материалы на каждом совещании имеют.

— Я постараюсь.

Михалыч уходит.

Я вновь обращаюсь к Щеглову:

— Валь, а Михалыч не душный мужик?

— Михалыч — опер по натуре. Если местным бандюгам и ворюгам кого и следует опасаться, так не бравых генералов и полковников в папахах, по телеку кричащих, а Михалыча.

— Мне все ж кажется, что он душноват. Вон с этим стеклом хотя бы…

— Михалыча понять можно. Положение обязывает. Попробуй и показатели добыть, и авторитет удержать. У него самая сволочная должность. В смысле, неблагодарная. А на показателях у нас все помешаны, не только Михалыч. В нутро въелось, в кровь. Вроде как инстинкт. Год назад, как раз под праздник, на Деде Морозе «палку» ухитрились срубить.

— Как это?

— Ну, шел себе дедушка с мешком подарков, шел-качался. Больше нормы напоздравлялся, борода на непотребное место сползла, аж неприлично. Наши постовые из самых человечных побуждений отвели Деда в отдел, чтобы не упал где-нибудь да не замерз спьяну. Конфуз ведь полный — Дед Мороз и вдруг замерз!

Привели, короче, посадили оттаивать и трезветь. Михалыч в вечер работал, в дежурку заглянул. А это что за чудо в бороде? Дед Мороз. А в мешочке что? Подарки, наверное. Проверяли? Нет. Проверьте. Проверили. Нашли пару бутылок коньяка и три самопальные хлопушки, сделанные из круглых батареек. Разбудили Деда. Это что такое, мужик? Да хлопушки, ребята. Сам сделал — фейерверк для детей хотел устроить. Я бывший пиротехник — это сейчас Дедом Морозом кормлюсь.