Улики, полученные незаконным путем, не являются доказательствами.
Из законодательств некоторых буржуазных стран.
Дима снял очки и потер пальцами переносицу. Глаза утомились от длительного напряжения и слегка слезились. Он положил очки на подоконник и прикрыл веки, давая разгрузку зрительным нервам.
– Я понимаю, Дмитрий, все это не укладывается в рамки нормальной человеческой логики. Но что поделать? Конечно, это звучит слегка противоречиво, но факт, что, кроме него, никто этого сделать не мог, вовсе не означает, что преступление совершил именно он. Для суда не означает. Нас-то с тобой ни в чем убеждать не надо. А суду требуются доказательства. Причем прямые. На одних косвенных, которыми мы располагаем, никто его за такое преступление не осудит. Ввиду тяжести этого преступления.
– Ну, и какие тут могут быть прямые доказательства?
– К сожалению, прямое доказательство в данном случае может быть только одно – чистосердечное признание. А потом будем надеяться, что он от него не откажется. Хотя, виноват, в качестве улики может служить и орудие убийства, если он назовет его местонахождение. Ты, кстати, хорошо осмотрел подъезд? Подвал, чердак?..
– Осмотрел, – вздохнул Дима. – Пусто. А что касается признания, он вот уже как восемь часов твердит одно и то же: четыре раза меня сажали, потому что каждый раз ментам удавалось меня надуть. Но теперь я парень ученый, на дурочку не купишь, а поэтому будьте любезны доказательства. Без всякой лишней болтовни.
– Да, тут признанки не дождешься.
Дима снова нацепил очки и взглянул на собеседника, молодого следователя прокуратуры, неделю назад пришедшего на работу из другого района. Следователь в который раз перелистывал дело, надеясь, наверное, что из папки выпадут те самые доказательства, о которых шла речь.
– И что теперь? Ты собираешься его выпускать? Зачем же мы два месяца его ловили?
– Я понимаю тебя, Дмитрий, очень хорошо понимаю. Но и ты меня пойми. Я ведь даже не могу предъявить ему обвинение. Нечего предъявлять. Свидетели видели, как он зашел в квартиру, слышали шум, видели, как он уходил. И все! А трупы обнаружили лишь через час. Понимаешь?
Мотив? Да, у него имелся мотив. Но мотив – это что-то аморфное, его не материализуешь в улики. Вот так. Одни косвенные доказательства. А прямыми могут быть только те, что я тебе назвал. Увы. Мы даже до сих пор не уверены, чем именно он наносил удары. По заключению эксперта, возможно, топором, но не стопроцентно. А если ты помнишь наше законодательство, то доказанию подлежит все – место, время, способ… Что я ему сейчас предъявлю?
– Н-да… Весело. Ты не находишь такую ситуацию абсурдной? Я имею в виду прямые улики. В отсутствие которых негодяй никогда не понесет наказание, что бы он там ни совершил.
– Где-то я с тобой согласен. Клайда Гриффитса приговорили к электрическому стулу на одних косвенных уликах. Это из «Американской трагедии». Он не признался, но его осудили. Потому что в суде присяжных сидели обычные, нормальные люди, которые воспринимали ситуацию с точки зрения житейской логики. Для них мотив и хронология событий являются вполне достаточными доказательствами. Конечно, при хорошем суде присяжных наш мерзавец тоже бы не выкрутился и отправился к стенке. Но… Мы должны рассчитывать на то, что имеем. Кстати, как он объясняет тот факт, что два месяца скрывался?
– Боялся, что это убийство менты подвесят на него.
– Ну вот. И попробуй, опровергни. В общем, Дим, ты извини, но максимум, что я могу сделать, это задержать его на трое суток. Потом придется выпускать.
– Если мы его сейчас отпустим, на этом деле можно поставить крест.
– Ну, что поделать? «Глухарем» больше, «глухарем» меньше. В конце концов, ваша раскрываемость от этого не сильно пострадает.
– При чем здесь раскрываемость? Он убил двоих.
Следователь пожал плечами:
– Попробуй еще поколоть.
– Не стоит даже пытаться. Я знаю эту категорию людей. Просто так он не признается.
– А если не просто так? Может, жестко поговорить? В моем бывшем районе опера могли очень быстро растрясти человечка.
Дима виновато посмотрел на свои худые руки и маленькие, как у ребенка, кулачки.
– Да я как-то не очень…
– Дело твое. Но он уйдет, если не признается. К тому же, после того как я выпишу протокол о задержании, он потребует адвоката. А адвокат только усугубит наше положение. Я еще не видел такого адвоката, который бы в подобной ситуации предложил своему подзащитному признаться.
– Он уже требует адвоката. И беседы с ним один на один.
– Тем более наши шансы весьма невелики. Ладно, давай не будем терять времени. Я вызываю адвоката, допрашиваю мужика как подозреваемого, выписываю «сотку» и водворяю в камеру. Если через семьдесят два часа он не признается, я вынужден буду его выпустить.
– Ты дашь ему поговорить с адвокатом один на один?!
– Если он будет настаивать, придется.
– Н-да, – еще раз горестно вздохнул Дима. – Бедняга Гриффитс… Ему не повезло с местом рождения.
Следователь открыл «дипломат», порылся в нем и досадливо пробубнил:
– Справочник забыл в кабинете. Дим, где у вас юридическая консультация? Это мой первый выезд, район еще плохо знаю.
