Танцовщица «Веселой Мельницы» - [6]

— Я не хочу есть.

— Это еще почему?

— Послушай, оставь меня, мать… Мне нехорошо… Не знаю, что со мной…

Но острый взгляд мадам Шабо не смягчался. Это была маленькая женщина, сухая, нервная, которая сновала по дому с утра до вечера.

— Если ты болен, я позову врача.

— Нет! Ради Бога…

Шаги на лестнице. Сквозь застекленную дверь кухни показалась голова студента. Он постучал; выражение лица у него было встревоженное и недоверчивое.

— Вы знаете этого человека, который прогуливается по улице, мадам Шабо?

Он говорил с сильным славянским акцентом. Глаза его пылали. Малейший пустяк приводил его в ярость.

Он уже перешел обычный возраст студента. Но официально числился в университете, хотя никогда не ходил на лекции.

Знали, что он грузин, что у себя на родине он занимался политикой. Претендовал на дворянское происхождение.

— Какого человека, месье Богдановский?

— Подойдите сюда…

Он подозвал ее в столовую, окно которой выходило на улицу.

Жан не решался последовать за ними. Но в конце концов тоже пошел туда.

— Вот уже четверть часа, как он здесь расхаживает… Я знаю таких людей!.. Это определенно кто-нибудь из полиции.

— Да нет же, — с оптимизмом возразила мадам Шабо. — Вам всюду чудится полиция! У него просто здесь назначено свидание.

Грузин все-таки бросил на нее взгляд, выражавший сомнение, пробормотал что-то на своем языке и поднялся к себе в комнату. Жан узнал широкоплечего мужчину.

— Иди есть, сейчас же! И не кривляйся, слышишь? Не то ляжешь в постель, и я сейчас же вызову врача.

Месье Шабо не приходил домой в полдень. Мать и сын обедали в кухне, причем мадам Шабо никогда не присаживалась, а все время ходила взад и вперед от стола к плите.

Пока Жан, опустив голову, пытался проглотить хоть что-нибудь, она наблюдала за ним и заметила какую-то новую деталь в его одежде.

— Откуда еще этот галстук?

— Это Рене дал мне его…

— Рене, всегда этот Рене, а у тебя нет никакого самолюбия! Мне за тебя стыдно! У этих людей, может быть, и есть деньги, но из-за одного этого они еще не заслуживают уважения! Его родители не женаты…

— Мама!

Обычно он называл ее «мать». Но сейчас он хотел говорить умоляюще. Он дошел до предела. Он не требовал ничего, кроме покоя в течение тех нескольких часов, которые обязан был проводить дома. Он представлял себе незнакомца, расхаживающего напротив, как раз возле стены школы, где прошли его детские годы.

— Нет, сын мой! Ты пошел по плохой дороге, говорю тебе! Пора прекратить это, если ты не хочешь кончить плохо, как твой дядя Анри.

Кошмар! Опять эти упоминания о дяде, которого встречали иногда мертвецки пьяным или видели на стремянке, когда он красил фасад какого-нибудь дома.

— А ведь он получил образование! Мог занять любое положение…

Жан встал с полным ртом, буквально сорвал свою шляпу с вешалки и выбежал из дому.

В Льеже некоторые газеты выходят и по утрам, но главный выпуск появляется в два часа. Шабо пошел к центру города, словно в полусне, окутанный каким-то пронизанным солнцем облаком, мешавшим ему четко видеть, и, перейдя Мёзу, очнулся от криков:

— Покупайте «Льежскую газету»! Только что вышедшую «Льежскую газету»… Труп в плетеном сундуке!.. Ужасные подробности… Покупайте «Льежскую газету»!..

Возле него, буквально в двух метрах, широкоплечий мужчина покупал «Льежскую газету», ожидал сдачи. Жан пошарил у себя в кармане, там были ассигнации, которые он сунул туда, но не нашлось мелкой монеты. Тогда он пошел дальше и вскоре толкнул дверь конторы, куда уже вернулись служащие.

— Вы опоздали на пять минут, — заметил заведующий. — Это небольшое опоздание, но повторяется слишком часто…

— Извините… Из-за трамвая… Я принес вам «малую кассу»…

Он чувствовал, что лицо у него не такое, как всегда.

Щеки горели. В глазах кололо.

Месье Озэ перелистывал записную книжку, проверяя суммы внизу страниц.

— Сто восемнадцать франков пятьдесят сантимов… Столько у вас осталось?..

Жан пожалел, что ему не пришлось разменять ассигнации. Он слышал, как заместитель заведующего и машинистка говорили о плетеном сундуке.

— Графопулос. Это турецкая фамилия?

— Кажется, он грек…

Жан вытащил из кармана две ассигнации по сто франков. Что-то еще выпало оттуда. Месье Озэ холодно указал ему на пол. Это была третья ассигнация.

— Мне кажется, вы слишком легкомысленно относитесь к деньгам. У вас нет бумажника?

— Простите…

— Если бы хозяин видел, как вы кладете банковские билеты прямо в карман… Ну, ладно! У меня нет мелочи… Вы потом отчитаетесь в этих ста восемнадцати франках пятидесяти сантимах… Когда деньги кончатся, спросите у меня еще… Сегодня после полудня вы обойдете газеты и сдадите туда наши объявления… Это срочно! Нужно, чтобы они появились завтра…

— Турок! Турок! Турок!

На улице Жан купил газету и с минуту оставался в центре группы зевак, потому что продавец искал для него сдачу. Он прочел на ходу, толкая прохожих:

«ТАЙНА ПЛЕТЕНОГО СУНДУКА

…Сегодня утром, около девяти часов, сторож, только что открывший ворота зоологического сада, заметил плетеный сундук большого размера, стоявший на лужайке.

Он тщетно пытался открыть его. Сундук был закрыт на задвижку, запертую большим висячим замком.