Танчик - [4]

12

Примчавшись к открытой железнодорожной платформе, я прогрохотал по металлическому трапу и взошел на платформу. Мои ноги привязали к ней цепями, затем накинули на меня брезент. В наступившей абсолютной темноте платформа начала, пружиня, покачиваться подо мной, постукивать колесами.

13

В темноте уютно светилась шкала рации. Окутанный сладкой дремой, я слушал протяжные русские романсы, композиции хард-групп или красивый мужской баритон (постоянно обитающий где-то в глубине радиоэфира), который нервно и сердито принимался периодически заклинать:

Небо, небо, небо, небо, небо-о!..

Тучи, тучи, тучи, тучи, скройте-е!..

Чтобы демон Смерти не пробрался-а

В э-это-от мир!

…Наконец платформа остановилась. Брезент с меня стащили, и в глаза мне ударил яркий солнечный свет. Солдаты в панамах, выцветших «хэбэ», плавая в собственном поту, принялись отвязывать цепи с моих ног. Вокруг расстилались белесые, покрытые зелеными пятнами холмы, и было бы совсем тихо, если б не цепной лязг, топот сапог, хриплое солдатское дыханье.

Потом в глубоком сияющем небе послышался характерный клекот. Я взглянул вверх, и вот он, приближающийся вертолет…

В первую секунду мне захотелось прибить его длинным гвоздем к мерцающему облачку, но затем я разглядел на щеке у этого парня алую розу, такую же, как у меня.

Вертолет пошел на снижение неподалеку от платформы и вдруг скрылся в туче пыли, взметнувшейся вверх с земли. Через минуту он плавно поднялся из этой тучи, размешивая ее лопастями, и унесся к холмам.

С солдатским вещмешком в руке из пылевых потоков выскочил Виктор.

— Эй, — закричал он еще издали, — Танчик! Черт побери, как долго ты сюда добирался! Как я рад тебя…

Видимо, я тоже успел соскучиться по Виктору, потому что, неожиданно для себя, вдруг шагнул ему навстречу…

Солдаты, продолжавшие возиться около меня, с криками попрыгали на землю.

Я услышал громкий стук своего сердца и в смущении замер, с ногой, занесенной над краем платформы…

— Кто там?! — диким голосом кричал, на бегу расстегивая кобуру, Виктор. — Кто включил двигатель? Застрелю!!!

Вскарабкавшись ко мне, Товарищ Лейтенант застучал по броне рукояткой пистолета.

— Кто в машине?! Вылазь, сукин сын!..

— Товарищ Лейтенант, — заныли солдаты. — Вы что, Товарищ Лейтенант, мы разве не понимаем?.. Никого, никого там, Товарищ Лейтенант, нет! Вон и пломбы все целы…

Но Товарищ Лейтенант и так уже увидел, что пломбы целы. Разъяренный и недоумевающий, он открыл верхний люк и заглянул в меня.

Его взгляду представились мои до блеска отполированные внутренности, куда за все время пути не проникло ни пылинки.

…Я понял, что совершил ошибку, и затаился. Сердце мое продолжало стучать, но так, что уже никто из людей этого не мог услышать. Только темное облачко от сгоревшей солярки напоминало об инциденте…

— Что за черт, — пробормотал Виктор, вдоволь наглядевшись в распахнутый люк.

Он выпрямляется и обводит солдат взглядом. Они удивлены и напуганы еще больше, чем он. Смущение Товарища Лейтенанта усугубляется, когда он замечает в своих руках пистолет. Товарищ Лейтенант поспешно сует оружие в кобуру и, чтоб как-то рассеять неловкость, преувеличенно грозно командует:

— Ну, хватит Муму е…! Готовьте трап!

Солдаты встрепенулись и, слабые неловкие муравьи, мешая друг другу, принялись отцеплять от платформы, прилаживать мне под ноги ржавые измятые сходни.

Очутившись наконец на земле, я встряхнулся всем телом, глубоко вдохнул колючего воздуха, развернулся, набрал скорость и попылил в глубь таинственно молчавшей пустыни.

14

Изглоданная дистрофией, бело-зеленая труба шлагбаума, взбрыкнув, заплясала концом в пыльном небе, и я сорвался с места, побежал мимо полосатой караульной будки, мимо офицера в зеленой фуражке по горбатому мосту через широкую мутную реку…

15

Грузовики с солдатами, тягачи, запряженные в цистерны с горючим, юркие «бээмпэшки», «бэтээры», танки с грохотом, воем, вздымая густую пыль, текли через горы по извилистой, изрытой ямами дороге.

Я двигался в середине колонны, стремясь приноровиться к рваному темпу, задаваемому шедшим впереди «Т-500», могучим, покрытым шрамами ветераном (которого, впрочем, я мог бы переломить о колено).

На ночных привалах меня обступали запорошенные пылью люди, и в их глазах я читал уже знакомые очарованность и почтенье.

Товарищ Майор, а также заряжающий и радист присоединились к нам с Виктором в воинской части неподалеку от бело-зеленого шлагбаума. И вот все четверо словами и жестами убеждали моих поклонников не подходить ко мне слишком близко, а сами с утомленными, но счастливыми лицами ночи напролет нежили и холили меня, засыпая только под утро, зажав в неразгибающихся ручонках инструментарий, производивший мой маникюр…

С первыми лучами рассвета грязно-бурая железная змея принималась распрямлять кольца и с ревом ползти в облака, чтобы кинуться с них в наполненные разъяренным солнцем долины, пролагая себе дорогу в глубь чудной страны сожженных садов, забитых падалью колодцев, чернокожих людей с кривыми кинжалами за поясом и длинноухих печальных животных, покорно изнемогающих под грудами наваленного на них барахла…