Танчик - [6]

Радист крутил ручку настройки, пытаясь поймать позывные столицы, однако вместо них сквозь помехи вдруг прорезался женский голос, напевавший:

Улеглось в лесу под вечер

Многозвучье птичьих стай…

— Пусть будет, — отвернувшись от триплексов, кинул радисту Товарищ Майор.

Что-то грохнуло, и шедший впереди «бэтээр» вспыхнул, словно смоченная в бензине тряпка…

У меня под ногами шевельнулась земля, и от последовавшего затем удара в днище тонко и жалобно зазвенело в орудийном стволе.

Мать журавлика целует:

«Поскорее засыпай», —

пел чудный голос.

Услышав позади скрежет стальной иглы, я обернулся и увидел второй «бэтээр», пришитый к скале, как пуговица к шинели.

Он на маму смотрит нежно

И качает головой.

Откидывается на спинку кресла, истекая кровью, будто пламенем спичка, силящаяся осветить темноту ангара, Виктор.

Я хочу увидеть землю —

Голубую, голубую,

Я хочу увидеть землю!

Ты возьми меня с со…

Я бесконечно медленно переваливаюсь с дороги — на почти вертикальный склон…

…бой…

…и устремляюсь по нему туда, куда правит мой безногий мертвый водитель.

Сотрясаясь всем телом, несусь вниз, скачу с уступа на уступ, пролетаю над широкой расщелиной (на дне ее глубоко внизу лежит снег), делаю в воздухе пируэт, затем немыслимое сальто и, грохнувшись на бок, с визгом, скрежетом съезжаю по каменной осыпи на дно пропасти. Следом, свистя в воздухе, проносятся несколько больших валунов, и все закрывает подоспевшее облако пыли…

20

Когда пыль рассеивается, я через перечеркнутый диагональной трещиной прицел вижу выросших словно из-под земли каких-то вооруженных людей.

Я подумал: сейчас они возьмутся за руки и начнут водить вокруг меня хоровод…

Но они водить хоровода не стали.

Тогда я понял — это мишени. Товарищ Майор, вместе с заряжающим и радистом, сейчас распилят их пулеметными очередями.

Но Товарищ Майор, заряжающий и радист вяло ворочались внутри моей огнедышащей туши, всхлипывали и стонали. У Товарища Майора к тому же оказались выбиты зубы, и Товарищ Майор вслух недоумевал, как он покажется теперь на глаза своей супруге, стройной женщине-библиотекарю, кутающейся в оренбургский пуховый платок…

Окружившие меня незнакомцы с развевающимися на сквозняке полами стеганых халатов продолжали сохранять неподвижность истуканов и с видом ценителей прислушивались к доносящимся из меня жалобным пениям.

Вдруг один из этих оборвышей, маленький, но с большой кривой саблей, боком придвинулся ко мне и несмело, стараясь далее не смотреть в мою сторону, вложил в трещину на моей груди какой-то круглый темный предмет…

Послышался легкий хлопок, и Товарищ Майор, заряжающий и радист закричали с удесятеренной силой. Однако почти тотчас крики перешли в кашель, хрип. Затем наступила тишина.

Тут люди в халатах как по команде взвизгнули и, бешено хохоча, захлопали в ладоши, вернее, разрываемые на куски, начали валиться на землю…

Маленький оборвыш (сунувший в меня химическую гранату) кинулся бежать, и ему удалось скрыться в густых зарослях взрывов.

21

Неподалеку от меня снизился желтый, в серых яблоках, вертолет, татуированный алой розой. Другой точно такой же висел над вершиной горы, у подножия которой я прилег.

Я не мог пошевелить даже пальцем. Только окровавленная рация внутри меня продолжала петь. Я прислушался. Сквозь грохот вертолетных двигателей едва слышно доносилось:

Улег в су под вечер

Многозвучье тай…

Мать ет засыпай!

Сон накатывал на меня неодолимый. Светящаяся шкала рации начала тускнеть…

Я чу увидеть землю —

Голубу убую…

Я хочу увидеть емлю!

Ты…

…песня прервалась.

22

Я очнулся и сразу услышал это жужжанье. Переключившись на «ночное виденье», взглянул внутрь себя, увидел крупных мух: они ползали по мокрым гнилым трупам Виктора, Товарища Майора, заряжающего и радиста…

Я ощутил пружинистое покачивание под ногами. Поскрипыванье рессор, стук колес о рельсы. Вдруг налетел ветер, подкинул вверх край темноты, и у меня перед глазами мелькнули звездное небо, качающаяся стена товарного вагона, какие-то залитые лунным светом поля… Темнота опустилась.

Я шевельнулся. Звякнули цепи, привязывающие меня к платформе. Меня опять куда-то везли. Куда и зачем?..

И я все вспомнил. Как вытаскивали меня из пропасти стальными канатами. Как волокли затем через горы, словно на веревочке гигантский утюг. Затем на каком-то занавешенном масксетями машинном кладбище, заваленном изуродованными трупами бронированных исполинов, долго, уложив на бочок, царапали меня газовыми резаками (люки ведь мои Товарищ Майор успел приказать «заклинить наглухо»), пытаясь добраться до погибшего экипажа…

Однако добраться до экипажа при помощи того инструмента, который находился в распоряжении тамошних спецов, было примерно то же самое, что пытаться волоском вскрыть банку консервов.

Потерпев фиаско, люди кое-как отбуксировали меня обратно к границе, погрузили на эту платформу и теперь везут на Завод.

…Я вдруг представил, как, распятый на железнодорожной платформе, въезжаю в гигантский, ярко освещенный ангар: это и есть Завод. Платформа катится сквозь лязг, шипенье, брызги искр, снопами вырывающиеся из клювов проплывающих передо мной станков. В вышине, на ажурной стальной эстакаде — лилипут в белом халате. Всматриваясь в телеэкран (транслирующий мое изображение), кудесник отставляет в сторону чашечку с кофе, начинает разминать свои тонкие нервные щупальца. Слегка вздрогнув, платформа останавливается. Отвернувшись от экрана, лилипут приветливо кивает мне и надевает темные очки. Откинув фалды белого халата, маэстро усаживается за пульт дистанционного управления, глядя в ноты, стоящие на пюпитре, роняет руки на клавиатуру, берет парочку вступительных неторопливых аккордов… И вот откуда-то из сумрачных заводских недр, опутанная гроздьями черных шипящих шлангов, извиваясь, выползает исполинская стальная кобра — хлопок, и из ее раскрывшейся пасти вылезает ослепительное голубое жало. Наигрывая одной рукой, виртуоз в темных очках подносит свой маникюрный скальпель ко мне… Через несколько минут на платформе лежит груда грубо искромсанного металла.