Тамерлан - [83]

– Мне надоело вонять так, будто я гора отрубленных голов, – заявил он. – Любезные мои жены приходят навестить меня. Хорошо ли, что я испускаю зловоние?

Разместившись в чане с разогретым розовым маслом, нестерпимо благоухающим, Тамерлан решил продолжить диктовку мирзе Искендеру.

– Так, – сказал он, – мне уже лучше. Мы можем писать дальше нашу «Тамерлан-намэ». Итак, после торжественного примирения с эмиром Хуссейном мы оба сели на коней и разъехались в разные стороны. Он отправился в Сали-Сарай, а я – в Кеш, где решил хорошенечко отдохнуть. Из Кеша я написал письмо своему старшему сыну, Мухаммед-Джехангиру, требуя, чтобы он явился ко мне со своими воинами и во всеоружии.

– Выпейте хотя бы еще чашу морковного сока, – попросил Тамерлана лекарь Шамсуддин.

– Замучили вы меня с этим соком, – прокряхтел больной, все же принимая из рук врача полную пиалу оранжево-красной жидкости. – Я столько вина и бузы за всю свою жизнь не выпил, сколько за один лишь сегодняшний день этой морковной сукровицы.

Не допив до конца чашу, он продолжал диктовать:

– В это время я получил письмо от эмира Хуссейна. Он сообщал, что эмиры Бадахшана возмутились против него и что он отправился их усмирять. Я ответил эмиру Хуссейну, что желаю ему не свернуть себе шею. Нет, Искендер, напиши лучше: «Желаю ему счастливого пути». Когда я расположился на отдых вокруг Кеша, то почувствовал себя так же хорошо, как сейчас. Тут ко мне пришла весть, что Малик-Хуссейн, правитель Герата, грабит жителей во владениях эмира Хуссейна. Я тигром метнулся туда с воинами, переправился через реку Тер… мэ… мы… мы-ы-ы-ы…

– Что с вами, хазрет? – всполошился лекарь.

– Вам плохо? – спросил писарь.

– Мне хо-охо, – мычал в ответ Тамерлан. – Ихкендег, пихи дайхе. Пихи, говогю! Переправился… Вот видите, все в порядке. Переправился через реку Термез, отнял у Малик-Хуссейна все награбленное им добро и возвратил его людям, подвала-вала-вала… подвластным эмиру Хуссейну. Сам же я, чтобы помочь эмиру Хухейну, отправилха к хтоликхе… к столице Бадахххха… Бадахшана… и эээээ… ыыыыы… ммммм…

Тамерлан забил левой рукой, разбрызгивая повсюду шибко пахучее розовое масло, сквозь аромат которого, как почудилось Искендеру, все равно пробивался мертвецкий дух. Шамсуддин громко приказал слугам как можно скорее вытаскивать хазрета из серебряного чана, служившего ванной, и насухо обтирать его. Слугам пришлось повозиться. Тело Тамерлана, скользкое от розового масла, было непослушным, к тому же сам властелин, как бык, ужаленный дюжим слепнем, брыкался и мычал что есть мочи. Лишь с огромными усилиями его удалось вытереть, обрядить в два халата – полотняный и парчовый, и уложить в постель. Он продолжал дико мычать, хватая себя левой рукой то за рот, то за горло. Сбежавшиеся лекари долго не могли с точностью поставить диагноз и наконец поставили самый простой – потеря речи.

Глава 40. Послы короля Энрике тоже чувствуют, что пахнет плохо

В это воскресенье, 2 ноября 1404 года, глава испанского посольства, магистр богословия дон Альфонсо Паэса де Санта-Мария, сидя в одной из комнат Синего дворца, потихонечку предавался пьянству в компании с личным гвардейцем короля Энрике, доном Гомесом де Саласаром. Наложницы, Гириджа и Афсанэ, были при них, равно как и наложницы придворного кастильского писателя дона Руи Гонсалеса де Клавихо, который тем временем сидел в соседней комнате и описывал подробности праздника, устроенного две недели тому назад старшей женой сеньора Тамерлана, биби-ханым Сарай-Мульк. Писание отвлекало его от ноющей печени, и он увлеченно выводил строку за строкой: «А сей шатер снаружи и изнутри был украшен весьма красивою вышивкой. В нем две двери, одна за другой; первая дверь – из тонких красных прутиков, переплетенных меж собою и покрытых снаружи легкой шелковой тканью розового цвета. Сия дверь была сделана так, чтобы и в закрытом виде сквозь нее мог протекать воздух и чтобы те, кто находился внутри, могли наблюдать за происходящим снаружи, сами же оставаясь невидимыми. А перед этою дверью была другая, такая высокая, что в нее мог бы въехать всадник на коне, отделанная позолоченным узорным серебром с эмалью и инкрустациями из лазури и золота тонкой работы. Отделка была столь искусная, что подобную трудно встретить и в той земле, и в христианских странах. На одной двери был изображен святой Петр, а на другой – святой Павел, держащий в руках покрытые золотом книги. Обе сии двери, как сказывают, Тамерлан нашел в Бруссе[113], когда разграбил турецкую казну.

Перед описанными дверями, посреди шатра, стоял ковчежец, похожий на маленький шкаф, в нем хранились серебро и посуда. Сделан он был из золота и разными способами богато отделан эмалью. Высотою он по грудь человеку, сверху гладкий, а по краям с мелкими зубчиками, покрытыми зеленою и голубою эмалью; шкафчик украшен каменьями и крупным жемчугом, в середине одной из стенок в окружении жемчугов и каменьев вставлен алмаз величиною с небольшой орех и округлый по форме, но не очень ясный. В шкафу – маленькая дверца, внутри – чашки, а поверху – шесть золотых кувшинов, украшенных жемчугом и каменьями.