Тамерлан - [102]

Теперь он четко узнал стоящего неподалеку от его постели внука и ласково позвал его тихим голосом:

– Халиль-Султан!..

– Ты жив, дедушка? – робко спросил внук, потом встал на колени, подполз к руке деда и стал ее целовать.

– Не надо, – сказал Тамерлан. – Чагатай не должен целовать руку чагатаю! Почему ты ползешь ко мне на коленях? Ты провинился передо мной, пока я был мертв?

– Нет, дедушка, нет! Я охранял твой покой и всем говорил, что ты жив. Никто во всем мире не знает, что ты умирал, только я, мирза Искендер да ученые лекари. Я распоряжался в государстве от твоего имени.

– Ну и как? Неплохо получалось?

– Вроде бы да… Но я еще не вполне готов править твоей империей и так рад, что ты все-таки ожил! Но тебе, должно быть, нельзя сейчас так много разговаривать.

– Нет-нет, я почему-то чувствую прилив сил. Скажи, и долго я был мертв?

– Почти три дня.

– Ого! Порядочно! За это время мог и разложиться. Я не слишком вонял?

– Все удивлялись, что нет никакого запаха тления, и лекари даже предположили, что это такой очень глубокий сон, а не смерть.

– Во сне видят сны. А я снов не видел. Это была смерть, Халиль-Султан, и уверяю тебя, нет ни рая, ни ада, а есть одна лишь пустота, молчание, полное исчезновение. Поэтому никогда ничего не бойся. Как я. Я никогда ничего не боялся и, как видишь, поборол саму смерть. Отныне, Халиль-Султан, я бессмертен. Не бойся, тебе не придется править моей империей. Ты навсегда останешься моим любимым внуком…

Он умолк, потому что диковатая мысль промелькнула в его мозгу: «Что я такое говорю?»

– Тебе стало хуже? – встревожился Халиль-Султан.

– Мне стало еще лучше, – слегка улыбнулся Тамерлан. – Принеси мне, пожалуйста, глоток холодного айрана.

Выпив айрана, он почувствовал в голове больше ясности и поинтересовался, какой сегодня день.

– Пятница, – сказал пришедший осмотреть воскресшего Тамерлана мавлоно Фазлалла, до последнего сохранявший веру в то, что обладатель счастливой звезды воскреснет и на сей раз.

– День планеты Зухрат[127], – промолвил Тамерлан. – Самый лучший день для того, чтобы преодолеть смерть и вернуться в мир.

Вслед за Кишрани один за другим явились прочие лекари, они принялись так и сяк осматривать своего подопечного и своим излишним радением довели его до того, что он рассердился и приказал гнать всех в шею. После этого он вздремнул часа три, проснулся еще более бодрый, принялся двигать рукой и ногой, разгоняя по телу кровь, съел кусок вареной конины, выпил чашку бульона и полстакана разбавленной в воде и потому молочно-белой араки.

Затем он позвал к себе мирзу Искендера, но не стал продолжать диктовку своей «Тамерлан-намэ».

– Сядь, Искендер, – сказал он, – и послушай, что я тебе скажу. Потом ты найдешь, куда вставить эти рассуждения Тамерлана. Вот я только что думал, кто я – полезный человек или паразит.

– Хазрет! Как вы можете думать об этом! – промолвил мирза, все еще не веря своим глазам, что перед ним вновь как ни в чем не бывало живой Тамерлан.

– Я могу. Никто другой не может, разумеется, давать мне подобных оценок, но сам я – сколько угодно. Так вот. Я размышлял так. Существуют люди полезные. Их мало на свете, но на них держится мир. Они создают ценности, укрепляют государства, изобретают нужные вещи, производят товары, пишут стихи и так далее. Есть и паразиты. Их, кстати, тоже мало, и, будь их чуть больше, мир бы рухнул. Они всасывают в себя эти ценности, разрушают государства, ломают и изнашивают нужные вещи, потребляют в неимоверном количестве товары, нарушают законы, убивают поэтов и тому подобное. Остальное человечество – ни то ни се. Сырье для башен из круглого кирпича. К этим я, разумеется, не отношусь. Но к первым двум категориям отношусь в равной мере. И к той и к другой. Следовательно, я представляю собой редчайший тип человека. Я – полезный паразит. Здорово придумано?

– О да, хазрет! – восхитился Искендер.

– То есть ты признаешь меня паразитом, хоть и полезным?

– Я признаю, что вы относитесь к этой редчайшей породе людей, – смутился мирза.

– Хитрец ты мой, хитрец! А вот скажи мне тогда, как по-твоему, я злодей или человек благочестивый?

– Разумеется, вы – человек благочестивый.

– Снова не угадал! Я – благочестивый злодей. Что тоже, согласись, явление редчайшее.

– Не смею спорить, хазрет.

– Ступай прочь, ты надоел мне. И пусть позовут Ахмада Кермани. Он по крайней мере имеет веселую наглость говорить мне правду в глаза. Ты тоже умеешь говорить правду, но не имеешь для этого достаточно наглости.

– Высокоталантливый поэт Ахмад Кермани уехал из Самарканда неделю назад, – сказал мирза Искендер. – Может быть, позвать к вам кого-нибудь из жен?

– Эти и сами приползут, – махнул левой рукой великий муж. – Впрочем, пусть придет малышка Яугуя-ага. Может быть, она хотя бы сегодня не будет так плакать, ведь ясно же, что сейчас я менее чем когда-нибудь способен на что-то.

– Вынужден вас огорчить, хазрет, – потупил взор Искендер.

– Что такое? Она умерла? – всполошился Тамерлан.

– Хуже.

– Хуже?!

– Она сбежала со своим любовником.

– Это с кем же?

– С Мухаммедом Аль-Кааги.

– Молодец девка! Так и надо было. Ведь я же все равно помирал. А Мухаммед – красавец и умница. Правда, немного подловат, но лишь самую малость. Нет, я очень доволен ею, хотя, конечно, было б лучше, если бы после моей смерти она досталась Халиль-Султану.