Тамерлан (начало пути) - [6]
Речь держит, как и положено, отец Тимура:
— Вот трупы. Взгляните, люди, они лежат там, где их души унеслись в небо по воле Аллаха!
— Не по воле Аллаха, а по воле молодчиков, тех, кто стоит рядом с тобой, Торгай.
— Кто это говорит?
Из толпы высовывает голову мужчина:
— Ну, я — и что?
— Никто тебя не станет осуждать: твои слова верны. Более того, скажу откровенно: слушайте, барласовцы! У этого молодчика, который отправил души детей досточтимого Эренжена в небо, есть имя — вот он!
И тут неожиданно ситуация круто меняется. Тимур стоит, как бы возвышаясь над другими, мимо него, прижимая к груди руку и как бы выражая с ним и солидарность, и нечто большее (похожее на официальное признание его лидерства), проходят барласовцы… С этого момента Тимур еще больше (а ведь со времени первой встречи минула едва ли неделя!) становится похожим (конечно, не вполне) на того Тимура, образ которого сохранила нам история.
19
— Т–с–с! — Чеку Барлас прикладывает палец к губам.
Тимур со своим приятелем пробираются сквозь заросли к реке.
— Любуйся! Ай, да Чеку Барлас: все знает, все видит! — чмокает губами приятель. Тимур потрясен. Дело в том, что на мелководье реки, за густыми зарослями облепихи, купается… Жамбы! Купается весело, как и положено девушке лет 14–15, в нижнем белье до пят, купается, что–то напевая. Чеку Барлас в своей характерной только ему манере, делает попытку сказать что–то по этому поводу скабрезное, но под резко осуждающим взглядом Тимура мгновенно осекся:
— Я ухожу!.. Я ничего не видел! — говорит он, отступая.
Однако для Тимура такого рода покаяние явно недостаточно — он процеживает сквозь зубы:
— Вон!
Ветви зарослей за Чеку Барласом сомкнулись, его рядом как и не было. И тогда Тимур, не в силах подавить в себе нахлынувшие чувства, продолжает наблюдение за купальщицей. Жамбы, немного чисто по–женски покувыркавшись в воде и оглядевшись на всякий случай вокруг, выходит на бережок… раздевается… выжимает белье, раскладывает его едва ли не перед носом Тимура…
Перед Тимуром — невероятное зрелище: он впервые видит перед собой женские прелести. И кого? Любимой, правда, пока тайно любимой, девушки однозначно очаровательной, редкой красоты… Жамбы, заметив Тимура, вскрикнула, поспешно закрылась сухим платьем. Реакция Тимура необычна. Он ее, казалось бы, привлекает к себе, гладит по лицу, но тут вдруг резко преображается, отталкивает её от себя, перед тем больно, «влепив» 2–3 пощечины, бросается прочь…
20
Небольшой совет молодых барласовцев. Тимур протягивает одному из своих сверстников, Омару, свиток:
— Ты у нас, Омар, самый грамотный — прочти, что здесь написано, да погромче!
— Но ты — грамотей похлеще нас! — как бы возражая, берет свиток Омар.
— Читай! — говорит Тимур тихо и властно.
Омар разворачивает свиток, читает:
— «Тимуру сыну Торгая, племяннику Ходжи Барласа и всем барласовцам от Камардина, доблестного сына Джаледина. Всем известно, что твоему поступку может позавидовать шакал, который своим порождением обязан злому человеконенавистному Иблису…»
Омар смущен, обращается, к Тимуру:
— Читать дальше?
— Читай!
— Нечего выслушивать эту выжившую из ума лису, — говорит с искренним возмущением аргасовец по имени Саид, — Он хуже Иблиса.
— Дай мне бумагу — я подотру ею свою задницу, — говорит Чеку.
Все смеются.
Но не таков Тимур — он голосом властным приказывает:
— Это неспроста. Читай дальше. Что предлагает Камарадин?
Омар продолжает:
— Он пишет: «Если ты считаешь иначе, предлагаю тремя сотнями с моей стороны и тремя сотнями, с твоей, встретиться на извилине Красной реки… и справедливый Аллах нас рассудит…».
— Вот соль послания! — восклицает Тимур. — Когда он предлагает встретиться?
— Через десять дней ровно… В полдень…
— Да, лиса, но мы хитрее, — молвит Тимур. — Омар пиши: «Я принимаю твой вызов. Готовь своих триста зайцев — мои соколы с трудом сдерживают крылья… Пусть Аллах нас рассудит. Тимур сын Торгая»
— Все? — спрашивает Омар.
— Зовите его гонцов?
Двое выбегают, вводят гонцов Камарадина. Им протягивают бумагу с ответом.
Тимур, как и положено верховоду, повелительно дает знак рукой:
— Езжайте. Да не споткнитесь по пути!
Гонцы уходят. Тимур спрашивает:
— Три сотни… Сможем ли набрать такое количество воинов?
— Если уговорим в Кеше всех, кто умеет держать в руках оружие, — говорит Омар. — Поищем достойных воинов — они есть и в окрестных стойбищах.
— Это невозможно.
— Сотни — две у нас будут точно, — говорит сверстник по имени Закиридин.
— Достаточно… — говорит Тимур. — Надо помнить о трех вещах: Аллах не с ним, а с нами, мы соколы — они зайцы и мы сразимся не в назначенный день, в полдень, а раньше. Мы постараемся застать их врасплох…
— А как же насчет честного сражения? — удивлен Омар.
— Да, да. Мы должны сдержать слово, — вторит другой.
Воцаряется долгая пауза, которую прерывает опять же Тимур. Он говорит медленно, но продумав каждое слово:
— Честных или не честных сражений не бывает. Бывают либо победы, либо поражения!..
21
Внизу у подножья холма — лагерь Камарадина. Кое–где шатры, кое–где скучкованы лошади, люди… На вершине холма затаился Тимур с двумя своими сторонниками.
Роман, сложный по форме и содержанию, насыщенный психологизмами, эпизодами-ретроспективами ― приглашение к размышлению о смысле жизни и предназначении человека, потерях и обретениях, непарадном братстве людей разных национальностей, чувствах дружбы, любви, милосердия как подлинных и вечных духовных ценностях.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.