Тамада - [40]

Харун протянул ему папиросу. Но Али, покачав головой, проговорил задумчиво:

— Ума не приложу, что теперь вам делать...

— Но почему «вам»? Ты устраняешься от ответственности?

— С меня взятки гладки.

— Я вижу, ты злорадствуешь. Это непристало джигиту, если ты им себя считаешь. Мне кажется, я все отлично понимаю: хотите посадить Жамилят в галошу. Ты и Амин.

Али поморщился, достал из кармана собственные папиросы и закурил, сказав:

— Не вали на меня. Не я отдал такое распоряжение.

— Не ты, так твой друг.

— И Амина не трогай; да, он мой фронтовой товарищ. Я не меньше тебя переживаю, что так случилось, мы же вместе с тобой заботились о поголовье.

— И после всего с такой легкостью оправдываешь Амина. А аргумент только один — он твой фронтовой товарищ. А я тебе, выходит, давно не друг? Или ты все забыл?

— Я знаю, ты был рад, когда меня сняли...

— Тебя переизбрало собрание.

— Мне жаль, что мы с тобой никогда не находили общего языка. Общий язык ты нашел с ней, — Али кивнул на дверь Жамилят.

— Для общего дела это немаловажно.

— Красивые слова. — Али сощурился. — А скажи, тебе доставляет удовольствие... гм... у нее под каблуком быть? — Он зло бросил окурок и растер его носком сапога.

Это окончательно взорвало Харуна. Он тоже раздавил окурок и сказал, стараясь быть спокойным:

— Не пойму, Али, то ли ты от рождения умом недалек, то ли притворяешься?

— Чего ты от меня хочешь? — еле сдерживаясь, выдавил из себя Али.

— Партийной ответственности за порученное дело. Предупреди Амина, чтобы он нас не дергал за твои грехи.

— Я не имею права лезть в дела секретаря райкома.

— Скажи лучше откровенно, тебе не нравится, что председательствует Жамилят?

Али зло отвернулся, помолчал.

— Я как-то сказал ей: «Хотел бы я, сестра моя, видеть тебя на своем месте». Так оно и случилось, — проговорил он тихо. — Пусть попробует лиха на новой-то должности...

— Али, и это ты говоришь о Жамилят, о нашей подружке Жами, о нашей неутомимой Жами. Вспомни, как проводили мы занятия в ликбезе, а Жамилят агитировала в ауле, подчас через забор, потому что темные люди не пускали ее в усадьбу. Потом наша Жами закончила институт. Партизанила. Ты забыл, как мы все восхищались ею?..

— А я вовсе не сказал, что она плохая женщина. У меня свои глаза есть. Может, она мне нравится, и давно. Я бы и посвататься мог...

Харун не дал ему договорить и громко расхохотался:

— Ты? К ней? Да ты... Чего у тебя с ней общего?

— Общее потом будет. Я что, хуже других женихов?

— Не смеши людей, Али.

— Баба есть баба, ей всегда опора нужна. И мы посмотрим, кто прав: ты или я.

— Свататься — еще не жениться. Попытай счастья. Это никому не заказано. Только, думаю, даст она тебе от ворот поворот. — И Харун поспешил переменить разтовор. — Ладно, Али, возвратимся к нашим делам. Скажи, почему ты всегда был против, чтобы у нас была свиноферма.

— А кто на ней будет работать? Ты? Сам знаешь, у нас никогда не водили свиней.

Харун одернул суконную гимнастерку и шагнул к двери председательского кабинета.

8

Жамилят сидела за столом, держа в руках телефонную трубку, в которой раздавались короткие гудки, — расстроенное, посеревшее лицо, морщинки в уголках рта и на переносице.

Все поняв, Харун молча сел напротив.

В дверях появился Али, уселся на свое место возле двери — теперь он садился только здесь, когда бывал в кабинете у Жамилят.

Разговор начал Харун. Спросил, видела ли Жамилят свиноводческие фермы в соседних колхозах, во многих они есть. Свинья — очень скороспелая, быстро нагуливающая вес скотина. Если бы была такая ферма в Большой Поляне, план по сдаче мяса выполнялся бы регулярно, можно было бы вести селекционную работу, улучшить породу молочного стада. Соседи не зря организовали такие фермы.

— Ведь у нас тоже когда-то обсуждался этот вопрос. Не так ли? — повернулся он к Али.

— Обсуждался, но правление не согласилось.

— А почему же, если это выгодно? — спросила Жамилят.

— А где бы мы людей взяли, которые согласились бы за свиньями ухаживать? Никто бы в ауле не согласился.

— А кто у соседей ухаживает?

— Они нанимают со стороны.

— А почему бы и нам не попробовать? Я тоже сейчас об этом думала. — Жамилят обвела взглядом обоих мужчин и решительно сказала: — Давайте не откладывать дела в долгий ящик, поедем к соседям, посмотрим, как там организована работа на свинофермах. Думаю, и мы сумеем... Поедем-ка сперва в Жемталу. Впрочем, Харун, ты оставайся здесь, а мы поедем с Али.

— Хорошо, — согласно кивнул Али. — А теперь, я думаю, мне можно идти?

И когда он ушел, заговорила с Харуном. Речь снова зашла о свиноводстве. Надо привлечь к этому делу комсомольцев — молодежь не так подвергнута предрассудкам.

Харун согласился с ней, сказал, что сам многое передумал, — действительно, это верная статья дохода. И давно надо было перенять опыт у соседей, но Али и слышать не хотел, что соседи работают лучше, и ему не нравилось, когда кто-нибудь открыто говорил об этом.

— А зачем было скрывать? — удивилась Жамилят. — Ведь шила в мешке не утаишь. Или Али сам утешал себя, что в колхозе все хорошо, не хуже, чем у соседей, словно маленький ребенок, которому кажется, если он закроет глаза, то его никто не видит. Но ведь на совещаниях в районе, да, да, на совещаниях ведь говорилось и о других. И там, видимо, критиковали и наш колхоз. А на совещаниях бывали и наши люди, и из соседних хозяйств.