Там вдали, за рекой - [43]

- Свидетельствовать.

- Почем я знаю... - буркнул Степан.

- Или ты не свидетель? - Дворник открыл второй глаз и придвинулся поближе к Степану. - За что же тебя, голубок?

Степан вскочил со скамейки, раскрыл дверь комнаты и с порога сказал:

- Долго мне с этой шушерой сидеть? Пропуск давайте!

- Не мешай, - ткнул пальцем на узкий диванчик Алексей Алексеевич. - И закрой дверь!

Степан прикрыл дверь, присел на край неудобного диванчика и выпрямил спину, как та дамочка в коридоре.

Голубоглазый чекист поглядел на него и подмигнул. Алексей Алексеевич повернулся к Кузьме и спросил:

- Вы уверены, что это был Павлов? Не могли ошибиться?

Степан насторожился и пересел на стул рядом с голубоглазым: речь шла о механике из их мастерской, и он считал себя вправе участвовать в этом разговоре на равных.

Голубоглазый не то одобрительно, не то удивленно покрутил головой, а Алексей Алексеевич неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал.

- Он это!.. - уверял Кузьма. - Переодетый только... Раза два я его там видел!

- Адрес точный помните?

- Екатерингофский, это помню... А дом...

- Не семь? - сверился с шифровкой Алексей Алексеевич.

- Вроде... - наморщил лоб Кузьма. - Я показать могу.

- Стрельцов, Стрельцов... - забарабанил по столу пальцами Алексей Алексеевич. - У нас как будто такой не проходил. Студент, говорите?

- Внепартийный социалист, - усмехнулся Зайченко.

- Да? - удивился Алексей Алексеевич. - Это что-то новое!

- Кажется, он уже нашел свою партию, - четко выговаривая слова, сказал голубоглазый.

- Вот что, товарищ Лацис! - поднялся из-за стола Алексей Алексеевич. - Оформляйте ордер на обыск и задержание, берите людей и езжайте по этому адресу. Захватите товарища, на всякий случай... Вас, кажется, Кузьмой зовут?

- Да... - кивнул Кузьма и встал.

- Дом он вам укажет, но думаю, что адрес совпадет с указанным в шифровке. Все ясно?

- Ясно, - кивнул Лацис. - Кроме одного: где взять людей? Вы же знаете...

- Да... - задумался Алексей Алексеевич и обернулся к Зайченко. Хотим подчистить сегодня все концы. С людьми - зарез! Выручай, Ваня...

- Комсу возьмите. - Зайченко глазами указал на Степана. - Целую роту могу дать!

- И все такие же? - Алексей Алексеевич смешно согнул голову и посмотрел на Степана поверх очков.

- Что ты! - засмеялся Зайченко. - Где ты второго такого возьмешь? Днем с огнем не отыщешь!

- А мы в основном по ночам ищем, - весело сказал Лацис и опять подмигнул Степану. - Подойдет!

- На ваше усмотрение, - сухо сказал Алексей Алексеевич, но Степан заметил, что глаза у него смеются. - Действуйте!

Когда все вышли из комнаты, Алексей Алексеевич сложил бумаги в сейф, оставив на столе только листок с шифровкой, подвинул поближе лампу и долго протирал очки, откинувшись на спинку стула.

Нити заговора вели в штабы, где засели военспецы из белых офицеров. Поступили тревожные сообщения с фортов Кронштадта. А Юденич рвался к городу!..

VII

С наступлением осени холод гнал зажиточных владельцев квартир из одной комнаты в другую, пока они не обосновывались в самой маленькой, куда сносили все необходимые вещи и ставили "буржуйку". Круглая железная печка с изогнутой коленчатой трубой, выходящей в форточку, была спасением. За нее отдавали полмешка муки или лисью шубу, ублажали ее с трудом добытыми сосновыми чурками и коротали долгие осенние вечера у раскаленных от жара боков.

Стрельцов перебрался в кабинет, перетащив туда из других комнат все, что можно было сбыть на толкучке, а "буржуйку" топил преимущественно книгами из дядюшкиной библиотеки, кучей свалив их на диване. Спал он на дачной раскладушке среди стоящих на полу фарфоровых китайских ваз и составленного на рояле хрусталя.

Под раскладушкой стоял ящик с бутылками вина, а на круглом столике красного дерева лежала разодранная вобла и обломанная краюха хлеба. Стрельцов пил всю последнюю неделю, и пил один, чего раньше никогда не делал. Из дома ему было приказано не выходить и ждать прихода неизвестных ему людей, которых он должен впустить по паролю. Людей этих он заранее боялся, но протестовать не смел и целыми днями валялся на раскладушке или сидел у "буржуйки", потягивая вино. Он не брился, оброс неопрятной белесой щетиной и потерял счет времени. За окном уже стемнело, но лампу Стрельцов не зажигал, сидел, кутаясь в клетчатый плед, не глядя брал из кучи книг первую попавшуюся и кидал ее в открытую дверцу печки. Долго смотрел, как язычки пламени лижут страницы и они желтеют, сворачиваются и вспыхивают разом, чтобы тут же почернеть и рассыпаться. Потом тянулся за бутылкой, наливал коньяк в хрустальный фужер и плескал в рот так же безучастно, как кидал в печку книги. И так же ждал, когда разольется внутри блаженное тепло и бездумной и легкой станет голова. Ему казалось, что не пьянеет, хотя он давно уже разговаривал вслух сам с собой.

- Коньяк под воблу. Прелестно.

Стрельцов тяжело встал с раскладушки и поднял фужер.

- За поруганную мою мечту! Растоптали хрустальную коваными сапожищами. Мечтал российский интеллигент Петр Стрельцов быть апостолом юношества, а стал холуем. Так сему и быть!

Он крупными глотками выпил коньяк, опустился на раскладушку, поставил фужер на пол, отщипнул от краюхи и нехотя пожевал. Потом взял с дивана книгу, выдрал из коленкорового переплета, кинул в печку и сел, обхватив голову руками.