Там вдали, за рекой - [25]

- А если бы кому-нибудь по башке? - И скомандовал: - Еще разочек - и хватит.

- Раз!.. - хором прокричали ребята, подбросили Зайченко выше дверной притолоки, подхватили и поставили на ноги.

- Продолжайте, Иван Емельянович, - вежливо предложил Алексей.

- Всю душу вытрясли! - пожаловался Зайченко, рассовал по карманам свое имущество и сказал: - Теперь такое дело... Просят питерцев наладить ремонт броневиков. Вы без работы заскучали, а тут на всех хватит. Инструмент и запасные части будут. Договорились?

- Для фронта сделаем! - опять закричал Степан.

- Ну и ладно... - кивнул Зайченко. - С деньгами только туговато. Харчишек, конечно, подбросим... - Помолчал и добавил: - По возможности.

На скамейках зашумели, переговариваясь, потом кто-то выкрикнул:

- Не на хозяина работаем!

- Факт!.. - поддержали его из рядов.

- Спасибо, - кивнул Зайченко и обернулся к Алексею: - У меня все, Леша.

Он присел к столу, а Колыванов объявил:

- Переходим ко второму вопросу...

В углу у дверей началась громкая возня. Кто-то пытался войти, его не пускали, слышались голоса: "Безобразие! Мы этого так не оставим!"

- Что за шум? - спросил Колыванов.

- Гимназисты приперлись! - сообщили ему из угла.

- Еще чего?! - Степан вскочил и, чуть ли не по головам сидящих, рванулся к дверям. - Гони контру!

- Степан!.. - попытался удержать его Колыванов. - Прекрати бузу!

Но за Степаном уже пробирался Санька, свистел в два пальца и еще успевал выкрикивать:

- В шею сизяков! Не пускать!..

- Прекратить! - закричал вдруг Зайченко, и это было так непривычно, что все затихли.

Иван Емельянович уже обычным тихим голосом спросил у Колыванова:

- Конференция открытая?

- А шут ее знает! - пожал плечами Алексей.

- Пускай ума-разума набираются, - решил Зайченко.

- Ну и зря! - пробрался на свое место Степан. - Я бы их на порог не пустил.

- Ты у нас анархист известный! - усмехнулся Зайченко, с интересом поглядывая на вставшего в дверях Стрельцова.

Колыванов написал на листочке бумаги: "Это - Стрельцов" - и подвинул листок Зайченко. Тот прочел и кивнул головой.

- Вы от какой организации, товарищи? - спросил Колыванов.

- Союз учащихся социалистов, - представился Горовский.

- "Свободная школа", - сказала высокая гимназистка.

- ЮКИ, - шагнул вперед юноша в очках и стетсоновской широкополой шляпе, подвязанной под подбородком.

- Солидно! - улыбнулся Зайченко. - Рассаживайтесь как сумеете.

- Котелок скинь! - крикнул скауту Санька.

Юноша в очках откинул стетсоновку за спину, так что она держалась только на тесемке, и шутовски поклонился:

- Снимаю шляпу перед высоким собранием!

- Трепло! - сказал ему Степан. - Выйдешь - поговорим!

- Степан! - постучал кружкой о чайник Колыванов. - Выгоню!.. Следующий вопрос - о посылке добровольцев на Восточный фронт. По разверстке наш район должен послать пятьдесят добровольцев, а записалось двести восемьдесят. Что будем делать?

- Посылать только достигших восемнадцатилетнего возраста и прошедших курсы военного обучения, - сказал Зайченко.

- Ясно, - кивнул Алексей.

- Нет, не ясно! - встал с места Стрельцов. - Во имя чего?

- Не понял, - обернулся к нему Алексей.

- Во имя чего должны умереть сотни, тысячи юношей? - шагнул вперед Стрельцов. - Ради кого должны сложить головы? - Оглядел притихших на скамьях ребят и проникновенно сказал: - Это ведь очень страшно - умереть, еще не начав жить. Ваш порыв прекрасен, пока он только порыв! Но там вам придется убивать людей. Понимаете: убивать! И вас будут убивать тоже. Во имя чего?

Стрельцов откинул со лба волосы и обернулся к Алексею:

- Где ваш революционный гуманизм?

- Вы бы проще как-нибудь... - угрюмо сказал Алексей. - Непонятно говорите.

- Могу упростить, - снисходительно улыбнулся Стрельцов. - Большевики сражаются с оружием в руках за свои идеи? Понимаю! Но зачем проливать кровь молодых, которые даже не осознают, за что их толкают на смерть?

Стрельцов замолчал, ожидая ответа. И в наступившей тишине раздался возбужденный голос Степана:

- Горбатого лепит!

- Факт! - поддержал его Санька.

Тишина вдруг раскололась свистом, топотом ног, криками: "Долой!", "Правильно говорит!", "В шею!", "Дайте высказаться!", "Гони контру!".

Кто-то вскочил на скамейку, где-то опрокинули кресло, Колыванов яростно стучал кружкой по чайнику и надрывался:

- Тихо! Сядьте на места! Степан, сядь, говорю!..

- Не сяду! - огрызнулся Степан.

Он пробивался к Стрельцову, его не пускали, Степан вырывался и опять лез по скамейкам вперед.

Рядом со Стрельцовым встал юноша в стетсоновке, снял очки и сунул в карман.

- А ну, тихо!.. - стукнул кулаком по столу Зайченко.

Чайник подпрыгнул, кружка покатилась и упала. И снова все притихли, таким громким был его голос.

Зайченко потер горло ладонью, поднял с пола кружку и тихо сказал:

- Садитесь и не орите.

Колыванов дождался, когда все рассядутся по местам, и обернулся к Стрельцову:

- Вы мне вот что скажите: кадетишки да юнкера сопливые понимали, за что они в семнадцатом году на рабочих с винтовками перли?

- В кадетском корпусе не обучался, - высокомерно пожал плечами Стрельцов.

- Понимали! - усмехнулся Колыванов. - Дураков нет за чужого дядю под пулю лезть! Мы тоже понимаем! Не маленькие!.. - Помолчал, посмотрел на знакомые лица сидящих перед ним ребят, потом негромко сказал: - Умирать, конечно, неохота... Но все равно от пули бегать не будем. И вы нас не пугайте! Пуганые.