Там, откуда ушли реки - [56]

Мы остановились в солончаковой пустыне. В этом месте она поросла тамарисками, солянкой анабазис, серой полынью и другими травами пустыни. Но едва я съехал с проселочной дороги в сторону, как почувствовал, что мотору тяжело, колеса погрузилсь в пухлый слой солончака, покрывавшего землю.

Пока мои спутники разбивали бивак, я направился на разведку вперед по дороге. На ней всюду виднелось множество кучек свежевынесенной наружу земли. Это трудились муравьи. Вне дороги нигде не виднелось следов столь оживленного подземного строительства. Муравьи — эти маленькие труженики пустыни — заботились о своем жилище.

Здесь недавно прошел небольшой дождь, а когда земля увлажнена и легко поддается челюстям, муравьи спешат расширить свои жилища. Все это было мне известно. Но чтобы муравьи столь явно предпочитали для своих поселений дорогу — было ново. Впрочем, в густых зарослях кустарника, в приречных тугаях рек Средней Азии, а также в суровой северной тайге муравьи любят селиться вдоль лесных дорог, особенно малоторных. По ним легко отправляться на охоту, навещать соседние и родственные муравейники.

Строительством подземных сооружений занималось несколько видов муравьев. В спешке таскали наверх землю крошечные пустынные тапиномы. Они проспали все жаркое и сухое лето и пробудились только осенью. Копали землю муравьи проформики, бегунки, жнецы и кардиокондили. Особенно много здесь было гнезд молодых, зачаточных: молодые матки — основательницы будущего большого общества — явно предпочитали селиться на дороге.

Загадка предпочтения муравьями дороги разъяснялась легко. На пухлом солончаке очень трудно сохранить вход в жилище, а также поверхностные подогревочные камеры. Очень уж рыхл верхний слой земли и толщина его немалая, около 10–12 сантиметров. Вся большая солончаковая пустыня покрыта таким пухлым одеялом. На дороге же земля уплотнена, и здесь отличнейшие условия для жилищного строительства.

Еще я увидел норки личинок жуков-скакунов. Только на дороге они и смогли устроить идеально вертикальный ход, заканчивающийся небольшой, едва заметной плоской вороночкой снаружи. Тут же поселились в своих норках и солончаковые сверчки, запечатав дверку аккуратной крышечкой. Наверное, летом здесь еще много пчелиных и осиных норок. Сейчас же их не найти, так как строительницы, закончив свои дела, погибли. Осенью им нечего делать, нет цветов, на которых можно было бы подкрепиться нектаром. Но в их норках, невидимых, скрытых под землей, осталось потомство — личинки в ячейках. Сейчас они, сонные, дремлют, дожидаясь далекой и влажной весны.

И еще какой-то житель пустыни понарыл норок, выбросив наверх землю небольшими рыхлыми цилиндриками. Ветер гуляет по пустыне и кучки земли, вынесенные наружу старательными землекопами, раскатывает по дороге. Я приготовился их фотографировать, но мешочек из-под фотоаппарата, подгоняемый ветром, помчался по дороге будто живой. Пришлось его догонять и ловить. Снял на бегу с себя шляпу — и она умчалась.

Кто же таинственный жилец подземелий?

Рыть его норку нелегко. Петляет из стороны в сторону, не идет прямо в глубину. Видимо, хозяин ее приготовился зимовать и наделал колеи, чтобы ранней весной не залило его ходы жидкой грязью да водой. Трудно раскапывать такие норки — они легко теряются. Наконец добрался до конца. А там сидит светлая, блестящая, будто тщательно отполированная и покрытая лаком, личинка жука-чернотелки.

Так вот кто повыбрасывал наружу землю маленькими цилиндриками!

Не случайно у нее такие крепкие черные челюсти, мощная голова, да гладкое, узкое, почти цилиндрическое тело! Под землей таким вольготно!

Гамалокопр — самый крупный из наших навозников. В полете он расправляет огромные крылья и гудит как детская заводная машина

К вечеру, когда мы уже лежали в спальных мешках, к нашей палатке подошла лошадь. Побродила вокруг нашего бивака и отправилась дальше, пощипывая на ходу зелень. А ночью наша собака беспокоилась и ворчала.

Утром совсем близко от палатки я увидел большой ком свежевыброшенной земли. Уж не этого ли неизвестного землекопа чуяла ночью собака? Придется взяться за лопату.

Холмик земли, оказывается, вырос на месте навоза, оставленного лошадью. Под ним открылась большая нора. Она привела в просторную залу диаметром около 15 сантиметов. Из нее пошел ход отвесно вниз, и, наконец, перед нами большая круглая пещера и в ней тщательно окатанный, диаметром в 20 сантиметров, шар свежего конского навоза.

Шар слегка вздрагивает, кто-то под ним шевелится. Придется вынуть его из убежища. Но едва я к нему прикасаюсь, как кто-то громко, по-змеиному зашипел и наверх выполз большой навозник гамалокопр, насторожил свои чуткие пластинчатые усики, шевельнул головой-лопатой и уставился на нас, будто негодующе спросил: «Что вам тут нужно!»

Навозники гамалокопры — обычные обитатели пустыни. У них изумительное обоняние. Свежий навоз они чуют на громадном расстоянии. Наш гамалокопр изрядно потрудился. Его шар весил около двух килограммов… И заготовил он его для своей детки.

Жалко навозного труженика. Придется присыпать его убежище и оставить жука в покое.