Там, откуда ушли реки - [30]

Бредем дальше. Вокруг все та же равнина, саксаул, барханы. И вдруг впереди облачко пыли и стадо галопирующих животных. Склонив книзу горбоносые головы, деловито и размеренными скачками мимо нас промчались сайгаки, пересекли наш путь и скрылись за барханами. Забираемся на вершины барханов, осматриваем в бинокль местность, но безуспешно. Вокруг все те же барханы да понижения между ними. В глубоких ложбинах натыкаемся на старинные стоянки скотоводов. Видимо, здесь когда-то были и колодцы. В таких местах удивительное смешение старого и сравнительно нового. Следы глубокой древности — черепки посуды, вылепленной руками из грубого теста и обожженной на костре, — лежат рядом с осколками фарфоровых чашек. Много поколений скотоводов пользовались этим местом.

Местами в пустыне глубокие чашеобразные выдувы песка, подобные кратерам вулканов. На их склонах обнажены погребенные такыры. Иногда под толстым слоем белой глины вновь песок и опять слой глины. На дне одного большого котлована я вижу округлый черный камень. Он поблескивает светлыми включениями, тяжел и необычен. Откуда здесь, на громадном пространстве пустыни, где один песок да светлая глина, такой камень? Не метеорит ли? Я забираю его с собой.

Когда на пути колонии песчанок фокстерьер потерял голову от безуспешной охоты, его неутомимая деятельность обеспокоила парочку Каменок. Птицы в тревоге летают вокруг собаки. Где-то в норке их гнездо. Каменки охотно используют норки песчанок и, заняв одну из них, бесцеремонно выгоняют бывших хозяев из убежища. Песчанки мирятся с птицами-забияками. Видимо, для них они полезны, вовремя подают сигнал опасности.

А вокруг пусто, и глаза ищут, на чем бы остановиться. Вот вдали чудесный желтый махаон мечется над барханом, ищет цветки, и мы ему несказанно рады. Присядет на засохшую колючку, расправит хоботок, притронется к мертвому растению, почует ошибку и дальше полетит. Кто он? Уроженец ли пустыни или залетный гость из далеких краев, не испытавший смертельной засухи?

На такырах, когда они еще были влажными, оставили следы джейраны, сайгаки и одичавшие лошади. Кое-где следы волчьих и лисьих лап. Теперь, когда такыры высохли и отвердели, следы на них сохранятся до осенних дождей. Если только они будут.

Наш поход неудачен. Никакого городища к западу от урочища нет. Здесь расположен сплошной массив барханов. Пора возвращаться обратно. Я примерно знаю направление. Но достаточно нам немного отклониться в сторону, чтобы миновать бугор, как я начинаю путаться, что ж, придется воспользоваться помощью собаки.

— Кирюша! — говорю я своему четвероногому другу. — Пойдем домой, на место.

Собака должна понять команду, не зря я потратил время на ее обучение. Она глядит на меня внимательно и долго, слегка склонив на бок голову, потом оглядывается во все стороны, как бы что-то припоминая, и наконец идет вперед. Поведение ее было настолько выразительным, что мы не удержались от смеха.

Теперь, повторяя изредка команду, я всем видом показываю, что иду только за собакой. Но наш пес берет путь заметно правее, чем я полагал. Ну что ж, доверимся ему. У собаки внутренний компас развит во много раз лучше, чем у нас. Идем долго. Наконец с бархана видим бугор урочища «Деревянная нога». Молодец, Кирюшка, вывел нас к дому.

Николай ушел немного вперед. Издали я вижу, как он подходит к машине и вдруг бежит от нее в сторону, размахивая руками, описывает полукруг и скрывается за холмом. Я спешу к биваку: что-то там произошло, надо выяснить, в чем дело!

Ольга рассказывает: «К машине подошла лисица. Худенькая, не вылиняла как следует, на боках старая шерсть клочьями. Видимо, кормит лисят, торчат сосцы. Встала в пяти шагах и смотрит на меня. Я с ней разговаривать стала, хотела ближе подойти с кусочком хлеба. Не подпустила. Я к ней шаг — она От меня несколько шагов назад. Тут и Николай подошел, погнался за ней».

— Что же это ты, Николай, — говорю я. — Быть может, она пить хотела? Да и вообще лучше бы попытался сфотографировать ее.

— Не сообразил, — оправдывается Николай.

По всей вероятности, доверчивость лисицы объяснялась безлюдием местности. С человеком она попросту не была знакома.

На следующий день намечен дальний поход в другую сторону — к востоку. Здесь тянется равнина, за ней был канал или река. Эта равнина, вероятно, орошалась и на ней выращивались культурные растения. Где-то там на ней и должен располагаться мертвый город.

И вот мы с Николаем опять вышагиваем по пустыне, идеально ровной, прерываемой старыми руслами реки Или, полузасыпанными песками.

Я настойчиво осматриваю через бинокль горизонт, городище чудится всюду. Но это или гряда песков, на которую упало солнце сквозь голубое окошечко среди облаков, или белый такыр, или обрывистый берег сухоречья, или ряд деревьев саксаула, освещенных солнцем. Нет нигде городища, и кажется бесполезной наша затея. Найти его на этой ровной и однообразной местности так же трудно, как иголку в стоге сена.

Вскоре ветер разгоняет облака, яркое солнце слепит глаза на белых такырах, и дальние бугры повисли над горизонтом, колышутся в струйках горячего воздуха.