Там, откуда ушли реки - [17]
Массовые переселения животных давно известны. Целыми полчищами, не останавливаясь перед преградами, будь то река или болото, движутся грызуны лемминги — жители тундры. Безумие переселения периодически овладевает лесными жительницами — белками, и тогда они на своем пути бесстрашно пересекают города и села. Переселяются в массе северные олени, сайгаки и многие другие позвоночные животные. Среди насекомых, не считая некоторых видов бабочек, совершающих подобно птицам перелеты на юг осенью и обратно на север весной, самый отъявленный переселенец — азиатская саранча. Иногда личинки грибного комарика, собравшись вместе, ползут по лесу густой сплошной лентой, напоминая собой громадную змею. В сухой и безводной пустыне подгорной равнины Белых гор (Семиречье) я видел переселение гусениц Оргии дубуа. Они ползли строго на восток. Но такое, как здесь, дружное переселение гусениц вижу впервые, да и не читал о подобном явлении в литературе.
Обычно инстинкт переселения овладевает одним каким-либо видом. Здесь же среди голых гусениц совок, типичных обитателей пустыни, прячущихся в жаркий день под камни или в основания кустиков, я вижу еще и гусениц мохнатых, нежно-зеленых с красно-коричневыми ножками. Их хотя и немного, но они ползут в компании с чужаками точно в том же направлении.
Большей частью переселения вызываются массовым размножением и сопутствующими им бескормицей, голодом и болезнями. Каковы же причины этого вояжа? В течение трех последних лет пустыня страдала от засухи. В этом году была многоснежная зима. Земля слегка ожила, зазеленела, принарядилась желтыми тюльпанами. Расцветают красные маки, и скоро заалеют от них просторы пустыни. Бескормицы как будто не должно быть.
Гусениц много. На один квадратный метр — три — пять штук. Массовое размножение налицо. Почему же, несмотря на тяжелые засушливые годы, так размножились гусеницы? Численность этих насекомых зависит от деятельности их врагов — насекомых-наездников. По-видимому, наездников стало мало. Они больше пострадали от засухи. Не было цветков, не было и нектара — пищи взрослых особей, не было и сил проявить свою обычную неугомонную деятельность. Гусеницы совки, исконные и нетребовательные жительницы пустыни, много ли им надо еды! Массовое размножение всегда вызывает органически целесообразную реакцию — расселение во все стороны, поиски новых и незанятых мест обитания, чтобы избежать конкуренции, болезней, распространению которых способствует соприкосновение особей друг с другом. Почему же гусеницы ползли строго в одном направлении — на этот вопрос ответить трудно даже предположительно.
Яркие, с ядовитыми волосками гусеницы бабочки Оргия дубуа нередко появляются в большом количестве
Чтобы проследить, далеко ли ушли гусеницы, я взбираюсь на плато и вдруг слышу журавлиные крики. Косяки журавлей пролетели около полумесяца назад! Неужели запоздавшие птицы? Поднял голову, стал вглядываться.
Высоко над землей кружились только три птицы, как мне сначала показалось: орел и две вороны. Да орел ли летит вместе с воронами! Не орел, конечно, а одинокий журавль широко распластал крылья, кружит в небе, набирает высоту, кричит, зовет своих… Но вместо родичей за ним увязались две вороны. Птицы покружились в небе, стали совсем маленькими и полетели все вместе на северо-запад. Скоро я потерял их из виду, но далекий журавлиный крик, постепенно затихая, все еще слышался.
Случайное наблюдение озадачило. Как объяснить столь поздний полет журавля, да еще в такой необычной компании! Возможно, журавль в пути заболел, отстал от своего косяка, а потом подружился с воронами. Вот они все трое и собрались долететь до родной сторонушки. Но вороны гнездятся рано. Да и невероятна дружба столь разнохарактерных птиц, хотя в природе случается и такое. Скорее всего, вороны почуяли в журавле заболевшую или раненую и оставленную своим косяком птицу и решили ее сопровождать до конца, в надежде на поживу. Все может быть!
После хребтика Куланбасы мы сворачиваем в сторону, в сохранившийся еще участок саксаулового леска. Я люблю этот уголок, заросший саксаулом, джузгуном и песчаной акацией. В этом месте особенно хорошо весной. Между кустиками саксаула земля украшена пятнами широченных и морщинистых листьев ревеня, по нежно-зеленому фону пустыни пламенеют красные маки. Между ними вкрапливаются крошечные яркие и нарядные цветки пустынной ромашки, оттеняя своей скромной внешностью и чистотой кричащее великолепие горящих огнем цветков. В это время безумолчно звенят жаворонки, несложную перекличку ведут овсянки.
— Кто скажет, почему маки растут только возле кустов саксаула, — задаю я загадку своим спутникам. — И только с западной стороны?
Но мои спутники устали. Не желают угадывать. Молча устраиваются на ночлег, расставляют палатки, разворачивают спальные мешки, поглядывая в сторону костра, от которого разносится аппетитный запах еды. Во время ужина я даю ответ на загадку. Восточные ветры намели за кустами саксаулов небольшие сугробы снега, а когда они растаяли, увлажненная земля дала жизнь чудесным цветкам.
Здесь от реки Или идет небольшой канал. Мутная, чуть беловатая вода струится к далеким посевам. Рано утром на канале я вижу необычное. Что-то здесь произошло, какая-то разыгралась трагедия. Вся вода пестрит черными комочками. Местами у самого берега они образовали темный бордюр или тянутся по воде длинными полосами.
