Там, где папа ловил черепах - [90]

— Слушай, а твои глаза казались мне в детстве черными!

— Ну вот видишь, какая метаморфоза. Однако ты что? — Отари остановился. — Хочешь сказать, что тебе не нравятся мои глаза?

Он с притворной обидой вскинул глаза к небу, напружинил грудь. Я залилась смехом:

— Да, да, ужасно не нравятся!

— А почему так восхищенно хохочешь?

— С чего ты взял? Вот фасонит!

— А почему бы и не пофасонить? На соревнованиях я взял первое место среди юношей!

— Правда, Отари? Поздравляю!

— А в ближайшие дни начинается набор в авиационное училище…

Я не сводила с него глаз: какой красивый, какой смелый!

— Буду летчиком-истребителем. — Он рубанул ребром ладони воздух крест-накрест, воскликнув при этом: — Джах! Джух!

— А мама разрешит?

— Она в ужасе. Говорит, небо — очень высоко, — Отари рассмеялся.

— Ну и как же?

— Уговорю.

— Тогда надень поскорее пиджак!

— Зачем?

— Простудишься и не сможешь поступить в летную школу.

— Ах ты коза! — И он стал декламировать: — «Ветер, ветер, мокрый снег, на ногах не стоит человек!..»

— Чьи стихи?

— Блок. Поэма «Двенадцать».

— А дальше?

— Не помню. Большая. А еще мне нравится Горький. — Отари остановился. — «О, смелый Сокол! В борьбе с врагами истек ты кровью, но капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут…» А знаешь, Горький в 1892 году работал в наших паровозовагоноремонтных мастерских. Это вы в свою тетрадь записать можете.

У калитки Ламары мы, не сговариваясь, повернули обратно. Так прогулялись вверх и вниз по улицам раз пять. Я, конечно, нет-нет да и вспоминала маму: задаст она мне. Сейчас ведь уже поздно. Я так поздно никогда не возвращалась домой. Попадет. Ну и пусть. Я готова была на любую казнь, лишь бы не разлучаться с Отаром. И все же страх независимо от моей храбрости заставлял держаться поближе к дому. Мы остановились у ворот, Отари крепко обнял ствол липы, я напевала:

Утомленное солнце нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась, что нет любви!..

А он говорил в это время о том, как я стану певицей, и он, прилетая на самолете из дальних стран, будет бросать к моим ногам заморские цветы…

— Я хочу быть врачом. Как мой дядя.

— Будь и врачом, — великодушно разрешил Отари. — Это совершенно не помешает гармоничному развитию твоей личности. При коммунизме люди будут развиваться физически, эстетически и нравственно, Лично я полечу в другие миры.

— А земное притяжение?

— Преодолею.

— Знаешь, ты немного сумасшедший.

— И ты.

— Я?

— Ага.

— Это потому, что я очень люблю… землю.

Он рассмеялся и в тон мне, запнувшись на том же месте:

— А я… небо.

Мы долго смеялись. Закрапал дождь. Но что нам дождь? Пусть разразится буря, ураган! Я напевала свое любимое танго, Отари не сводил с меня глаз…

Вдруг со двора донесся вкрадчивый, дрожащий от любопытства голос:

— Иришка! Тебя мама весь вечер искала! С кем ты там тараторишь?

Хлопнула дверь уборной. Дарья Петровна поспешно тянула свои шлепанцы в нашу сторону.

Отара как ветром сдуло. Я бросилась во двор.

— С кем ты говорила, с кем? — попыталась ухватить меня за руку Дарья Петровна.

Я увернулась, промчалась мимо.

— Это было свидание! Это было свидание! Но я никому не скажу, какое мне дело?.. Никому!..

Вошла в комнату, взгляд на часы: половина двенадцатого. Я совершенно не представляла, как объясню столь долгое отсутствие. Мама лежала в постели с книгой.

— Сил нет — спать хочу. А ты там околачиваешься.

И почему родители этой самой Ламары не прогоняют вас? Я бы прогнала. Ложись, туши свет, сердце колет.

Я в душе запела: обошлось. И через минуту, едва коснувшись головой подушки, уже спала крепким счастливым сном.

Увы, время летит

Мировая игра — флирт цветов. Что угодно можно выразить иносказательно, если, конечно, вопрос касается чувств. И тот, кому адресован цветок, волен как угодно истолковать намеки. Роберт, например, в каждой фразе видит юмор, Лева принимает все чрезвычайно серьезно, а Отари все время жаждет пофилософствовать и потому предпочитает разговаривать, а не передавать с таинственным видом карточки. Он почему-то решил, что моя с ним дружба — вопрос решенный, и не говорит о любви. Он старается втянуть меня в принципиальные споры, в основном о диалектике материализма. а мне это неинтересно. И мои подружки скучают, когда ребята спорят на всякие, на наш взгляд, чересчур серьезные темы. Как они любят спорить! Уже звучит прекрасная «Рио-Рита», а они не торопятся приглашать нас, они делают вид, будто не замечают, как мы ждем приглашения на танец. Мы танцуем девочка с девочкой и тоже делаем вид, будто нам все равно, с кем танцевать. Но вот и мальчики не выдерживают — танго «Брызги шампанского» всем кружит головы. В силах ли кто-нибудь слушать его равнодушно? У меня в ушах оно звучит всегда.

Мальчики бросают споры, и вот уже все мы танцуем, позабыв все на свете, и время будто останавливается для нас.

— Ребятки, расходиться пора, — с самым будничным видом говорит тетя Кэто. — Уже десять часов, я не хочу, чтобы ваши родители обижались на меня.

Мы неохотно покидаем этот прекрасный дом, но как много осталось недоговоренного! Отар провожает меня, и мы никак не можем наговориться. Чтобы высказать то, что на душе, и ночи не хватит!