Там, где папа ловил черепах - [72]

— Чего разнюнились?

— У Нади дома неприятности.

— Курить надо.

Мне нравится, что он никогда не пристает с расспросами. Вынул из кармана папиросную бумагу, оторвал четвертинку, вытряс из другого кармана крошки табака на ладонь, закрутил цигарку и, высунув язык, лизнул край бумаги.

— Курить очень вредно, — сказала я.

— Чепуха! А нервы успокаивает. Затянешься раз-другой и — горе с плеч.

Он чиркнул спичкой, медленно, с шиком закурил.

— Эй, дай затянуться! — тряхнула головой Надя.

— Надя, зачем?

— Теперь все равно. Алешка, дай!

Она стала втягивать дым и, не глотая, выпускать его тонкой струйкой. Мне тоже захотелось попробовать.

Пришла Люся:

— И я хочу!

Табака у Алешки больше не было. Тогда собрали сухие листья, растерли их и пальцах, и получилось неплохое курево.

— Ну как, уже не поет сердце? — спросил Алешка у Нади.

— Да, стало легче, — Она закашлялась.

— С непривычки. — а мне нравится курить, — закашлялась и Люся.

Курение не произвело на меня впечатления — было горько во рту и дым царапал горло. Зато я чувствовала себя большой и независимой.

— У нас дома тоже нелады, — сплюнув в сторону, сказал Алешка, — отец психует.

— Опять собрался жениться?

— Шут его знает. Совсем диким стал. Орет ни с того ни с сего.

— Почему люди не могут жить без ссор?

— А вот в городе Солнца никто ни с кем не ссорился, некогда было ссориться: каждый занимался любимым делом и только и думал, как бы побольше радости другим людям доставить.

— Это где такое было?

— В городе Солнца. — И я рассказала про книгу Кампанеллы.

— Неужели так будет при коммунизме? — не верила Надя.

— Да, и еще лучше. Кампанелла ведь писал триста с лишним лет назад. Тогда люди были темные. Мне больше всего нравится, что школ не будет.

— Еще бы.

— Да-а-а. Прямо не верится.

— Представляете: гуляем по улицам, а всякие таблицы умножения и разные правила на стенах домов написаны. Да хоть и не захочешь — все равно в голову войдет.

Алешка опять закурил. Он не очень верил моим словам, он вообще мало чему верил с некоторых пор.

На балкон вышел дядя Эмиль. Постоял. Погладил таскавшуюся к нему Белку. Стал спускаться по лестнице.

— Ай, в сад идет! — я бросила цигарку.

Алешка спрятал свою в горстке руки в карман, Люся, не придумав ничего лучшего, завернула цигарку в подол платья.

Дядя Эмиль постоял во дворе и медленно завернул под лестницу. Ух, пронесло. Обрадовались, развеселились, смотрим: у Люси подол дымится. Еле потушили.

— Давайте жить коммуной, — предложила Надя.

— Как? Где?

— Тут. Построим дом, у нас все будет общее. И никогда не будем ссориться.

— А из чего строить?

— Ха! — Алешка оживился. — Из кирпичей! Две стены уже есть: Нодаркина и прачечной, а две при строим.

— А крыша?

— Из фанеры.

— А где фанера?

— Найдем.

— Около депо?

— Да хоть бы и там.

Мы размечтались:

— В доме сложим печь.

— На окошке поставим горшки с цветами.

— Заведем кур!

— И уток можно. Можно вырыть маленький бассейн…

— А если не разрешат?

— Почему не разрешат, почему?

Позвали Леньку, Веру, Любу, Нодара, и закипела работа: тащили отовсюду кирпичи, Алешка, засучив штаны, месил ногами глину, я подливала воду…

Сделав перерыв, каждый принес из дома еду, уселись кружком. Это был самый приятный, самый восхитительный обед из всех, на которых мне приходилось когда-либо присутствовать. Девочки были предупредительны, мальчики поражали вежливостью.

— Кирпичей мало, — озабоченно сказал Нодари.

— Где б стащить? — соображал Ленька.

— Тащить мы ничего не будем, — объявил Алеша, и все одобрительно закивали. — Ирина, пододвинь мне, пожалуйста, соль.

— С удовольствием.

— Сейчас богатых нет.

— Остались кое-где.

— Нет, Алеша, — я сразу вспомнила про воровство колец, — давай все по-честному, иначе я не играю.

— И я, — сказала Надя.

— И я, — подхватила Люся.

— Вы — за равенство? — в упор спросил Алеша.

— Да!

— Я тоже. Давайте строить.

Поработали мы на славу, почти не устали. Нас вдохновляли перспективы. Надя сказала, что устроит библиотеку, где будут самые интересные книжки, неинтересных не будет. Я предложила устроить больницу для бездомных кошек и собак. Я там буду доктором, мы их будем кормить всякими объедками — прокормим! Люба сказала, что можно и птичек лечить, и всяких других животных.

— А где они поместятся?

— Да рядом из досок сколотим будку, лишь бы позволили!

— Стены разрисуем!

— Будем устраивать соревнования!

— Блеск! Такой интересной игры у нас никогда не бывало!

Усталые и счастливые, мы вышли вечером на улицу. У калиток уже сидели жители и тихо разговаривали. Мы уселись рядком на тротуаре и еще долго говорили о своей будущей коммуне. Но вот наш подъезд осветился — дядя Эмиль внес в дом свой стул. За ним тетя Тамара внесла табуретку. Скоро опустела и калитка Нодара. Его мать и бабушка пошли ужинать. Дядя Эвгени, вернувшись от соседа, поднялся на свой балкон. Еще какое-то время отовсюду были слышны стуки, скрипы, обрывки громких разговоров, шарканье ног. Потом постепенно все стихло, собаки улеглись у заборов. Лишь изредка теплую тишину улицы прорезал звоном почти пустой трамвай, обдавая нас искрящимися огнями.

— Ири-на, Люся-а! — донесся со двора голос мамы.

Минуту спустя и тетя Катя сказала негромко из ворот: