Там, где папа ловил черепах - [103]

— Мама, я все помню, но я тогда не слышала этой фамилии.

Мама глядела на меня как на чудо.

— Ну ты преподнесла мне сегодня…

— Мама, а Отари…

— Да подожди ты со своим Отари!

С «моим Отари». Как это приятно прозвучало.

— Тамара, ты слышишь, какую радость преподнесла мне сегодня Ирина?

— Мама, можно компания Левы придет к нам?

Она посмотрела весело и задорно:

— Ладно, твоя взяла. Пусть приходят.

Вечером я церемонно принимала в галерее гостей. Пили лимонад, ели печенье, танцевали. Мама, тетя Тамара и тетя Адель вели себя плохо. Тетя Адель так вообще чуть не опозорила меня совсем. Во-первых, все трое явно без дела много раз проходили через галерею и разглядывали Отара так, что и слепой, наверно, заметил бы. А Отари ничего не замечал. Я удивлялась: как недогадливы мальчики. Девочка уже сто раз обратила бы внимание на эти хождения, а Отари стоял около играющей радиолы и самозабвенно отбивал ногой такт «Рио-Риты». А в комнате мама и мои тетушки обсуждали впечатления. Я отчетливо слышала их смех. И какой! Тетя Адель заливалась, как девчонка. Я пошла и сказала: «Ну что это такое, на самом деле?» А они заявили, что им очень нравится Отар. Тогда я крепко обняла и поцеловала всех троих и, постояв минутку, чтобы остыть и придать лицу безразличное выражение, снова чинно вышла в галерею.

Отари пригласил на танец. Едва успела положить руку ему на плечо, даже еще не подняла голову, чтобы взглянуть в глаза, — я всегда немного боялась этого момента, — из комнаты снова вышли друг за дружкой мама, тетя Тамара и тетя Адель и, сложив руки под грудью, остановились у дверей. Ну это уж слишком. Ведь Отари теперь обязательно заметит такое повышенное внимание к своей персоне и вообразит о себе или же подумает, что мои родные дикари какие-то.

Не выдержала. Извинилась перед Отаром и ушла в комнату. Мама, тетя Тамара и тетя Адель, почувствовав что-то неладное, сразу за мной.

— Что вы ходите следом, как дети? Что вы делаете, я от стыда сгораю!

— А мы что? Мы — ничего. В конце концов…

— Тетя Адель, — сказала я. — Чем смотреть на Отара, посмотрели бы лучше на Ламару. Лева так в нее влюблен, что готов покончить с собой.

— А???

Надо было видеть их лица. Нет, они просто сошли с ума на старости лет!

— Которая, которая? — затрепетала тетя Адель так, словно ей самой шестнадцать лет.

— Светлая. Лева говорит, что она похожа на Карлу Доннер.

И тут уж они буквально бросились в галерею. Стали смеяться, заговаривать с Ламарой. Она весело отвечала и тоже разглядывала их. Это уже было лучше. Естественней. Я постепенно успокоилась. Теперь пусть хоть с биноклем выйдут: внимание их раздробилось, и поэтому мне не грозит разоблачение.

На другой день я сказала Отару, что его отец работал когда-то вместе с моим отцом и спас моего отца от смерти.

— Насчет спасенья не знаю, — сказал Отари. — Мой отец объявил, что твой отец золотой человек.

— Значит, наши отцы оба золотые.

— Почему оба?

— Моя мама сказала, что твой отец золотой.

— Чудеса.

Нам ужасно повезло

Мы пили чай всей семьей в галерее. Пришла Дарья Петровна и сообщила, почему-то под большим секретом, что Реваз Оттиевич и его сын Сандро собираются строить новый дом. «Где?», «Почему?», «На какие средства?».

Она еще ничего толком не выяснила. Пронесся только слух, легкий, как весенний переменчивый ветерок. Мы не поверили.

— А почему это тайна?

Она и сама не знала.

— Пело мне шепотом об этом сказала. И в пурне продавщица намекнула, мол, строиться доктор будет.

Нет, мы не верили. Мало ли что болтают люди? На какие же средства они будут строиться?

— Это, наверно, потому, что молодой Сандро стал, говорят, прилично зарабатывать, — сказала тетя Адель.

Дядя Эмиль посмотрел на нее недовольно и отвернулся с презрением. Но промолчал. Он не считал нужным повторяться. Накануне он уже высказался, уверяя нас, что Сандро невежда. И откуда у этого, возможно и Способного, человека могут взяться нужные качества и талант врача? Рабфаковец, ничего, кроме учебников, не читавший, — это еще хорошо, если он читал учебники. А знание иностранных языков? Он не владеет иностранными языками! Боже, боже! Куда мы идем? Что станет с наукой?

Все наши, и я в том числе, понимали: дядя ревнует к «сомнительной» славе Сандро. И даже то, что пациенты молодого доктора сплошь крестьяне из деревни его предков и окрестных деревень, не может удовлетворить гордыню дяди. Он по-настоящему переживает за человечество и страдает сам.

А весь район теперь уже присматривается к новоявленному специалисту. Потому что Сандро открыл у себя кабинет. Он принимает больных на дому в крошечной проходной, переоборудованной под кабинет галерейке. Ну и что же, что его пациенты сельчане и приезжают с мешками, кувшинами и живой птицей. Раз он людям нравится, значит, есть у него знания, значит, деловой. Нам через забор видно, как приветливо и достойно рассаживает тетя Юлия приезжих на стульях и скамеечках. Домишко у них маленький, не домишко — мазанка в две комнатушки. Зато двор и сад большой. Она их рассаживает в саду, пьют воду стаканом из-под крана, степенно разговаривают о болезнях, о видах на урожай.

— Никто ничего не будет строить, — подумав, сказала мама. — Болтовня.