Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе - [29]

Шрифт
Интервал


* * *

В последние годы, особенно после Крыма, наш министр иностранных дел С. В. Лавров стал сверхпопулярным персонажем развлекательно-медийной сферы. В миниатюрах юмористических шоу и скетч-комов, на различных карикатурах и демотиваторах Сергей Викторович, поигрывая мускулами и мозговыми извилинами, побеждает и заставляет заливаться слезами всех своих зарубежных визави. Особенно от нашего бравого дипломата претерпевает незадачливый прямолинейный госсекретарь США Джон Керри, про несчастного же Порошенко с его заклятыми товарищами по украинскому политическому Олимпу и говорить не приходится.


С некоторых пор супергеройскую компанию Лаврову составил другой представитель МИДа, директор департамента информации и печати Мария Захарова. Она теперь тоже на голубых экранах и веселых картинках ежедневно побеждает супостатов, заставляя тех хныкать и скрипеть зубами от своего бессилия и, соответственно, необычайной силы российской дипломатии.


Насколько, однако, это обывательское, точнее, тщательно создаваемое у обывателя мнение относительно брутальной непобедимости нашего внешнеполитического ведомства и его первых лиц, соответствует реальному положению дел? Главный дипломат РФ, вне сомнения, умен, подтянут, харизматичен и солиден. Он может, не особо таясь от камеры, легонько приложить матерком чем-то не угодивших заморских переговорщиков, а в период принуждения саакашвилевской Грузии к миру, согласно распространенному апокрифу, даже обругал в личном телефонном разговоре английского коллегу Д. Милибэнда.


Но апокриф на то и апокриф, что толком его не проверить, в официальном публичном же пространстве Сергей Викторович после начала украинского кризиса говорит в основном на языке «озабоченности», в особо значимых случаях — «глубокой озабоченности». Озабоченность эта адресуется «уважаемым западным партнерам», тем самым, что на веселых картинках не знают, куда и деваться от Лаврова. Если весной 2014 года Сергей Викторович называл украинские власти нелегитимными и постулировал необходимость конфедерализации соседней страны, то уже через несколько месяцев государственное устройство «незалежной неньки» стало сугубо ее внутренним делом, а Порошенко превратился в «лучший шанс для Украины». Запомнилось и лав-ровское высказывание после очередных антирос-сийских выходок «лучшего шанса», мол, мы могли бы среагировать жестко, но сильным державам не пристало опускаться до ответов ударом на удар (воистину, новое слово в международных отношениях и понимании термина «сильная держава»).


Не хотелось бы сгущать краски и прорисовывать Лаврова едва ли не худшим руководителем МИДа за четверть века существования Российской Федерации. Козырева нынешний дипломат № 1 точно лучше. Вот насчет остальных наличествуют серьезные сомнения, Иванова и Примакова результатами и эффективностью в заданных международным контекстом обстоятельствах он как минимум не превосходит. Конечно, это вина не только Сергея Викторовича, в чем-то это даже его беда. Внешняя политика — направление, которое зависит от социально-политического строя, сложившегося в государстве, курса высшего руководства и текущей конъюнктуры. В начале 90-х курс был стопроцентно компрадорским и прозападным, и в условиях тех дней не было кандидатуры главы МИДа оптимальнее, чем Козырев, готовый ради фото с Клинтоном на любые уступки и унижения. К середине десятилетия силовики и «крепкие хозяйственники» в окружении Ельцина поняли, что никакой бескорыстной возвышенной любви Запад к нам не питает, разваливать страну изнутри и сдавать ее позиции снаружи надо все-таки в меру, к тому же на носу были президентские выборы, а Козырев входил в число самых одиозных членов правительства. Вот его и сняли, заменив на Евгения Максимовича Примакова, принявшегося худо-бедно и в меру сил с возможностями отстаивать национальные интересы.


«В меру сил с возможностями» здесь ключевые слова. Бесспорно, Козырев не мог на своем посту в сложившихся тогда условиях российской политики быть «Мистером Нет», как Громыко, да и не имел такого желания, потому, собственно, свой пост и занимал. При этом если желание все-таки присутствовало бы, он вполне бы мог быть хоть немного, но жестче и эффективнее. Соответственно, Громыко во внутри- и внешнеполитических условиях той эпохи, когда министром являлся он, не мог быть никем иным, кроме как «Мистером Нет», — но при чуть большей личной уступчивости и мягкости, наверное, имел шанс получить титул «Мистер иногда и чуть-чуть, но таки Да» (другой вопрос, что СССР никакой пользы от этого бы не имел). У всякого министра иностранных дел есть коридор возможностей, заданный политическим строем государства и его возможностями. Стены этого коридора относительно эластичны, и степень эластичности зависит от желания, личных качеств и настроя хозяина здания на Смоленской площади.


Разворот Примаковым самолета над Атлантикой — это растягивание стены почти до предела. Лавров же, как кажется, не только не растягивает стену, но и вообще стоит где-то посреди коридора.


Еще раз уточним, что данная ситуация не только вина, но и беда Лаврова. Поговаривают, правда, что он был среди тех высших чиновников, кто выступал против ввода войск на Украину и вообще излишней агрессивности в отношении Киева, а значит, несет ответственность за курс, которому теперь сам и следует. Даже если это и не так, в сильно лучшую сторону ситуацию сей факт не меняет. Наша внешняя политика сейчас крайне сомнительна не только содержательно, но и стилистически, а тут уж претензии точно в первую очередь к самому министру. Ясное дело, на одной стилистике и раздувании щек далеко не уедешь, в предельно гротескном виде получится анекдот про угандийского диктатора Иди Амина, объявившего войну США и на следующий день присвоившего себе лавры победителя ввиду неявки соперника на поле боя. Но когда швах и с сутью, и с оболочкой…


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).