Даже не думала, что будет так тяжело. Я пыталась отпустить, забыть, но не могла. Легла на дно лодки, глядя в небо… Я плакала… не хотела плакать, но иначе не могла. Что тут поделаешь? Он должен уйти, а я должна остаться…
Я ведь все понимала…
Вечером он ждал меня на берегу.
— Привет, Мита! — он весело махал мне рукой. — Я что-то так и не понял, куда идти. Бродил, бродил весь день, а к вечеру снова вышел сюда. Судьба, наверное.
— Наверное, — согласилась я.
Он уходил и уходил снова, и каждый раз возвращался. Раз за разом. Сначала он смеялся над своими неудачами, потом потихоньку начал злиться и нервничать.
— Я не понимаю, — говорил он.
Мне становилось его жаль. Но что я могла… Даже сказать не решалась.
Он уходил и возвращался снова.
* * *
— Это чертовщина какая-то! Невозможно! — говорит он. — Я словно бьюсь лбом о каменную стену. Я иду прямо, не сворачивая, слежу, чтоб солнце всегда оставалось за спиной. И возвращаюсь сюда. Этого не может быть.
— Отсюда нельзя уйти, — признаюсь я. — Это такое место…
Он даже не удивляется.
— Поэтому ты живешь здесь?
Я только криво улыбаюсь в ответ, он понимает как «да».
Мы сидим и долго-долго говорим, почти до утра.
Он остается почти на неделю, не пытается никуда уходить. Сначала мне становится радостно: он со мной! Разве может быть что-то важнее! Потом… Он меняется на глазах. Становится молчаливым, угрюмым, замкнутым. Его начинает мутить от рыбы, от зеленого чая, но других угощений у меня нет, откуда… Иногда он сам приносит из леса ягоды, но для охоты нужно ружье… Он мучается здесь, не находя себе места.
Потом убегает. Именно убегает, ночью, вплавь, думая, что я сплю и не вижу его. Я вижу, конечно. Я слишком чутко сплю.
Но может быть в этом есть смысл? Я ведь хочу его отпустить?
Хочу… Должна!
Пусть идет.
Но слезы душат.
Я люблю его! Как я могу его потерять?
Но вечером он не ждет меня на берегу. Мне сначала даже кажется, что его нет. И накатывает паника. Все? От боли сжимается сердце… Нет…
Нет, он там, понимаю я, в зарослях ивы, просто не хочет показываться мне на глаза. Решил заночевать на берегу, а утром попробовать снова. Он упрямый. Мне всегда нравились упрямые…
Несколько дней он спит в кустах. Мой любимый. И каждую ночь, раз за разом все громче, я слышу шорохи с берега, слышу вой. Что за твари там бродят, боюсь даже предполагать.
Как он? Все ли в порядке?
Я умру, если не увижу его.
Зачем эти игры…
…водомерки бегут по черной озерной глади…
* * *
Ночью на него напали. Ни люди, ни звери, какие-то непонятные существа. Они долго ходили кругами, выли, хрустели сучьями, а потом вдруг пошли на него. Черные тени с горящими глазами.
Опомнился уже в воде.
— У меня паранойя, да? — спрашивал он. Его руки тряслись. — Я схожу с ума?
— Нет. Я тоже слышала.
— Что это было?
— Здесь опасно…
— Что это было? Ты знаешь?
— Нет…
* * *
Мой любимый снова сидит на краю плота, свесив в воду ноги.
— Мита, что происходит? — говорит он, давно уже перестав улыбаться. — Ты ведь знаешь. Что это за место, объясни мне.
Жестко и строго. Я давно уже не видела его таким.
Я понимаю, что не могу больше врать и не могу больше тянуть.
Страшно, аж сводит живот…
— Дело не в месте, — говорю я. — Дело во мне.
Он не понимает. Внимательно смотрит на меня, ждет.
Я должна объяснить.
— Дело во мне, — повторяю я. — Ты не можешь уйти потому, что я не могу тебя отпустить. Я люблю тебя и не могу без тебя. Это я держу тебя здесь. Нет, это не специально! — я пытаюсь опередить его, объяснить, убедить, начинаю говорить быстро-быстро… — Я не желаю тебе зла. Я хочу, чтобы ты ушел, вернулся домой, хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Но не могу. Мне без тебя так плохо… Я столько раз видела тебя во сне, вот ты пришел и теперь… теперь…
Я бессильно кусаю губы.
Он хмурится. Не верит. Наверно, считает меня сумасшедшей. Он, может быть, понимает, что это правда, единственное объяснение, самое логичное… но он человек, и к такой правде не привык. Не бывает такой правды.
— Ты ведьма? — спрашивает наконец.
Я вздыхаю.
— Да, наверное. Не знаю, как правильно назвать. Я не колдую, не читаю заклинаний, не варю зелья, даже не летаю на метле, — чуть-чуть улыбаюсь, неуклюже пытаясь пошутить, выходит грустно. — Я не знаю, как правильно назвать, но пусть будет «ведьма». Я просто хочу чего-то очень сильно, и оно исполняется.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Да.
— Значит, у меня нет выбора?
Он смотрит мне в глаза, его губы плотно сжаты. Смотрит так, что я понимаю: я — чудовище. Хочется умереть прямо здесь и сейчас…
Голос не слушается, дрожит.
— Я бы хотела отпустить тебя, — оправдываюсь, почти умоляю его поверить. — Я бы хотела, но не могу. Не выходит. Это сильнее меня. Как же быть…
— Пойдем со мной, — говорит он.
— Я не могу. Понимаешь… Вода гасит мою силу. Пока я здесь, исполняется только то, чего хочу очень сильно, всем сердцем, самое сокровенное. А если ступлю на землю — все.
— Все?
— Да. Мне нельзя. Я могу разрушить весь мир.
Секунду еще он смотрит мне в глаза, потом вдруг усмехается, жестко, с сарказмом, отворачивается, качает головой. Мой любимый не верит мне. Совсем не верит. То, что я говорю настолько невероятно, что переходит все границы. Можно ли поверить?
