Талисман Шлимана - [71]

– Да, ты как будто отстранилась, как будто бы далека от того, что здесь происходит. Но ты нам мешаешь, мне мешаешь. Ты слаба, проклятие зла сильнее. Я не понимаю, что ты делаешь? Ты… – Он помолчал – Да, тебя убьют, и иного нет у тебя пути. Такова будет жертва. Но перед этим… скажи. Что ты знаешь, как ты это делаешь? Я думал, я смогу влиять на царя, и тогда, может быть,

страна ахеян не исчезнет. Но царь был слишком слаб. Зачем он поехал на Крит, это было ошибкой. Зачем эти фрески на стенах, песни? Я долго не мог понять, откуда все это. А ведь это ты.

– Я? – она удивилась. – У него есть царица, наложницы.

– Ты. Но не ты, и не этот бездарный ахеец Нестор – я изменю этот мир. Послушай мое пророчество, оно правдивей твоих предсказаний.

И он проговорил с мрачной убежденностью:

– Придут люди моей страны, имени их вы не знаете, несть им числа, и не будет ни стонущего, ни плачущего, ни критян, ни ахейцев.

Она печально улыбнулась.

– А дальше?

– Мы разрушим не только ваш игрушечный дворец, но и циклопические громады, неприступные твердыни ахейцев. Все забудется: ваши никчемные фрески, письмена.

– А дальше?

– Это будет и ваша гибель, и ахейцев. Если б царь слушал меня! А впрочем, твой голос из будущего тебе помог. Теперь ты можешь подготовиться к смерти…

Но она будто не слышала последних слов и пристально смотрела на невысокого человечка.

– А дальше? Уничтожишь, сожжешь, разрушишь, а дальше?

– Дальше, дальше. Тебя убьют. Все разрушат. Ваш язык забудется.

Она покачала головой.

– Но не песни. Он родится. И будет петь свои песни.

– Таким песням не будет места. Кто бы он ни был, его убьют.

– Он спасется.

– О чем ты думаешь? Твоя смерть близка.

Она задумчиво покачала головой.

– Теперь я поняла: проклятие зла создают не боги, а люди. Так это ты?

Он засмеялся. Но она взглянула мимо него, за его спину, на гору Гюхту и услышала другой смех – освежающий смех в термах Рима.

– Ты слышишь, дориец?

Он вздрогнул со страхом, потому что, стоя здесь, рядом с ней, тоже услышал.

– Что же, раз так, надо спешить. Ты станешь красивой жертвой. Для царицы, – и он быстро ушел.

– Царица? – повторила Гелия. – Поговорить с убийцей?… Его не остановишь, дальний друг. Они сильнее, проклятие зла сильнее? – И снова услышала: римляне смеялись. Пар шел из терм.

– И он в самом деле так написал?

– А что скажешь ты, изысканный грек? Разве так уж мы плохи? Нерон, проскрипции15 – но мы смеемся.

Зло бездарно, и в этом наша надежда.

И бесплодно.

Ты слышишь, Гелия?

Тогда в гостинице я подумал, что смех над стихами Нерона, это то, что мне бы очень, фантастически хотелось послать, передать им в глубокую древность. Среди отрывочных записей Александра Владимировича мне особенно нравилась одна.

Стихи Нерона

«Смех слышался в термах Рима. Они шли между колоннами и смеялись.

– Самое веселое, что Нерон пишет стихи. Вы их читали?

Все так просто устроено в мире. Можно сжечь Рим, но это не поможет тебе создать стихи.

Так-то вот».

Гелия смотрела вслед дорийцу.

– Я говорила с ним… И я не могу остановить его. Дальний друг мой, но есть что-то, что ему не подвластно. Невероятный диалог перед убийством. Останови свой рок, отврати свой фатум.

И она пошла. Золотые серьги чуть дрожали и звенели, когда она поднималась по ступеням дороги процессий.

Я смотрел вслед высокому с накачанными бицепсами парню, отложив записи Александра Владимировича, которые пытался читать и в суете аэропорта. Народу было много, вылет задерживался. Высокий парень, похожий на охранника, отошел в сторону, и я остолбенел от удивленья. Тот человек, который стоял рядом с ним, мог бы жить только в пятизвездочных отелях. Куда девались его джинсы, дешевая футболка с египетскими иероглифами. Но не его костюм и пошловато огромный бриллиант на пальце особенно поразили меня. В облике Дмитрия Петровича изменилось не только это. Он тяжело опирался на палку, нога его была перебинтована, а через плечо свисала сумка Ингрид.

– Так это вы? – воскликнул я.

– Да, я. Хотя, наверное, лучше было бы поручить все нашему охраннику. Но мой экстрасенс, с которым мы давно работаем, говорил, что это так важно. Что-то там с пирамидой Джосера. Но как раз туда мы и не смогли за вами поехать. А в сумке ведь ничего не оказалось. Кстати, вы нашли то? Если вы, в отличие от вашего учителя, согласились бы сотрудничать с нами, у вас были бы такие прекрасные перспективы. Его-то я помню еще по старым временам, когда я был главным редактором известного издания. Он всегда вел себя неразумно.

Вот те на. Откуда только не берутся наши новые русские. Хотя Александр Владимирович, думаю, скорее предпочел бы иметь дело с каким-нибудь нефтяным магнатом. Кажется именно о редакторах советской эпохи у него какие-то особенно безрадостные воспоминания.

Странный у нас был разговор, вернее, монолог Дмитрия Петровича, так как я больше ошарашенно молчал. Я слушал этот вздор, эту осовремененную теорию разрушения, где было перемешано все: коммерция, мистика экстрасенсов, все эти «русизмы» XIX века от нигилистов и Нечаева, террористов («наше дело беспощадное, безжалостное разрушение») до неотеософских обществ, тут пахло и футуризмом и даже дорийцами (вкупе с готтами, гуннами и другими варварами). И еще какая-то дурацкая мысль о некоем тайном талисмане Шлимана. Он считал нас к нему причастными: Александра Владимировича, Аню и меня. И хотя Дмитрий Петрович был безусловно опасен, в ту минуту он казался мне до бездарности жалким.