Талисман Михаила Булгакова - [17]
И так – во всем.
«Любанга, где моя сорочка?»
«Любочка, ты куда положила мои бумаги?»
«Ох, Любушка-голубушка, прости, денег нету, гонорар не выплатили».
Он – просто бедный мальчик.
Мальчик, мальчишка – не мужчина.
А мне надобен мужик, чтоб в кулаке меня держал, чтобы как глянул – у меня сердце в пятки падало.
Но только что-то никто, похожий на такого мужчину, мне не встречался. Пришлось окрутить Маку.
Конечно, если бы не нашел он для нас сначала комнаты, а потом квартиры, ничего у нас с семьей не сложилось бы.
У меня в Москве – полкомнаты на птичьих правах у родственников. Долго там оставаться было нельзя, и так косо поглядывали. Я, когда спрашивала позволения у них остановиться, говорила: «На месяц только, мне бы с Не-Буквой развестись, а потом болгарин мне мой вызов пришлет, и я опять уеду за границу».
Развод мне Не-Буква дал быстро.
В принципе, жилось мне с ним плохо. Журналист, получал он мало, иногда нам натурально приходилось голодать по несколько дней. Муж писал в Париже для эмигрантских газет, я в кабаре танцевала – русская балетная школа, которую я окончила, в Париже ценилась высоко. Потом перетащил меня муж в Берлин. Сказал, работа у него там, деньги. Я не верила – так он мне шубку подарил, диковинную. Сказал – дорогая, любимая, вот тебе шикарный подарок, редкий ценный мех. Я подумала и согласилась: а может, и правда не врет и жизнь свою устроил. Шубка та через три недели стала лезть, аж жуть, и с черной сделалась вся отчего-то буро-зеленой. Работы в Берлине, конечно, никакой у мужа не оказалось, опять жили впроголодь. Да еще и еда эта немецкая гадкая – суп из пива, капуста тушеная с сосисками. Русский человек на таком питании долго не выдержит!
К счастью, пока Не-Буква бегал в поисках места, подвернулся мне один болгарин. Женатый, правда, но закрутилось у нас. Он обещал: разведется со своей немкой, меня в жены возьмет и увезет к морю. А у него там свой огромный дом с белыми колоннами.
А тут Не-Буква как раз в Москву подался. Письмо мне прислал: в Москве нэп, всего вдоволь, красные уже дворян не убивают.
Я в Москву тоже рванула: развод оформлять. Не-Буква быстро меня отпустил. Я даже обиделась – ревновал меня африкански, а тут на пару месяцев уехал – и влюбился в другую, чистый срам!
Мы развелись, я письмо от любовника получила.
Только никакого вызова не случилось – прощался он со мной, навсегда бросал.
Конечно, поплакала. Теперь уж точно за границу выехать не удастся: не с кем, не к кому!
Не-Буква старался, как мог, судьбу мою устроить, то с журналистом познакомит, то с писателем.
Серьезно только Булгаков загорелся.
И я обрадовалась: не старый еще, видный из себя, печатается, пьесы его в театрах идут, и я при нем буду как сыр в масле.
Все оказалось иначе, конечно.
Пишет он неплохо, спору нет (хотя и не Достоевский он, и никогда не станет им).
Но вот устраиваться хорошо не умеет.
Я бы ушла, если бы было к кому.
Впрочем, все еще может измениться. Надо только следить за собой, бывать на людях. Вырваться от Мишиных сорочек и обедов…
– Придется пойти мне к Таське, – пробормотал Мака, обнимая меня за талию. – Сегодня же вот решусь и отправлюсь!
Прижимаясь к нему, я улыбнулась.
Бывшая жена недавно швырнула ему в лицо журнал с первой частью «Белой гвардии».
Мака начинал писать эту вещь, еще когда жил с Тасей, и, должно быть, обещал посвятить роман именно ей.
Татьяна Николаевна открыла журнал и прочитала: «Любови Белозерской-Булгаковой». Ну и кинула журнал Маке, и выгнала своего бывшего мужа в шею.
Роман-то Мишин в печать взяли, а вот гонорар не выплатили.
Мака говорит: есть у Таси чудесная золотая браслетка, он ее как наденет – все проблемы мигом решаются.
Уже не первый раз все собирается к ней зайти, попросить браслетку. Деньги у нас на исходе, есть скоро будет нечего.
И хочется, и колется. Мака боится скандала. Говорю же – мальчишка он. Смотришь – вроде видный мужчина. Но по сути – мальчик…
Она собиралась сказать Диме множество вещей.
Во‑первых, что он лопух – это же надо было так вляпаться в странную, непонятную историю с обвинением в убийстве.
Во‑вторых, хотелось бы прояснить ситуацию с детектором. Что за ерунда? Почему не удалось пройти проверку?
Ну и, конечно, возникало желание пожаловаться Димке на то, что его криминальное бытие дорого обходится. К следователю с просьбой о свидании обращаться было изначально бессмысленно. Семенов и раньше-то не очень горел стремлением помочь. А уж после безуспешной проверки на детекторе несложно догадаться, что он ответит: «Пока идет следствие, свидания запрещены. Если что-то изменится, я вам сообщу». Пришлось искать другие возможности организовать встречу. Общих знакомых, которые замолвили бы словечко и попросили бы начальника СИЗО устроить встречу с задержанным в обход всех правил, не нашлось. Сочувствия к родителям – судебным медикам, чей сын попал в конкретный переплет, у него не возникло. Но начальник СИЗО оказался мужиком корыстным и прямым текстом дал понять – в этом мире все продается и покупается, в том числе и встречи с теми, кто находится в камере. А то, что нельзя купить за деньги, можно купить за очень большие деньги. Алчность этого человека оказалось феноменальной – за свидание пришлось отдать львиную долю сбережений.
