ТалисМальчик - [7]

Алевтина терпеть не могла плохо подобранные купальники. Такое впечатление, что все некрасивые туловища задались целью сделаться ещё некрасивее: помещают свои колобковые попищи в непомерного размера трусищи; приплюскивают грудь, едва прикрывая «шторочками» ореолы, когда можно подобрать отлично сидящие «чашечки»; или просто раскладывают грудь на пузе, в то время как её можно приподнять и создать иллюзию для посторонних глаз, не знающих настоящего положения грудей.

Пани Зоряна оказалась искренней и говорливой. Алевтину удивило, как та выдержала свои два одиноких дня на пляже – в молчании и без слушателя. Але общительность девушки-подсолнышка была на руку: она отвлекала от мучительных размышлений и при этом позволяла особо не откровенничать самой.

Алевтина узнала, что и доченьки у Зоряны чудесные, и муж хороший, не пьёт, и магазин автозапчастей держит, и дом просторный – они гостей любят принимать. Только сыночка им для полного счастья и не хватает. Вот и послал её муж в санаторий – оздоровиться перед беременностью.

− А у нас в Тернополе тоже красиво: замки, пещеры, костёл, и озеро есть… Приезжай в гости.

Классический украинский Алевтине было легче понимать – на него периодически соскакивали партнёры и клиенты из Киева, и именно его как-то в детстве Аля обнаружила во втором ряду бабушкиного книжного шкафа. Книги и два школьных учебника – наследство от папы и дяди – были усвоены девочкой за её пятнадцатое лето, и навыки, приобретённые тогда, неоднократно помогали Алевтине в работе и в жизни. Аля ни разу не пожалела о времени, потраченном на знакомство с ещё одним языком, и от души веселилась, услышав в новостях жуткий суржик из уст украинских политиков. А вот тернопольский диалект отличался от классического, и Аля часто переспрашивала, когда Зоряна вдруг срывалась с русского на свой родной.

Вслушиваясь в говор женщины с интересом доморощенного лингвиста, Алевтина улавливала отличия от русской речи и думала о ненависти к москалям. Той, которая из анекдота. Где она? Москвичка не прикидывалась украинкой, хотя могла бы, ведь здесь всё равно по-украински разговаривают только приезжие с Запада. И местной можно притвориться, но зачем? Они прекрасно ладили с украинкой и так – вот бы и странам так же хорошо общаться!

Один хороший Алин знакомый только этой зимой ездил в Карпаты на лыжах кататься, и когда узнавал по поводу охоты, местный фрукт ему пропел:

− А ти, москалику, не повернешся з цього лісу, не повернешся (А ты, москалик, не вернёшься из этого леса, не вернёшься).

Слушая новую знакомую, Алевтина не могла понять, где у людей могут обитать такие мысли и слова, и в какой дремучий лес забрели карпатские души. Чтобы край, живущий за счёт туризма, так ненавидел приезжих! Такого она ещё не встречала. Прикидываются, что не понимают по-русски, игнорируют, хамят. Интересно, есть ли ещё где в курортной местности подобная ненависть к туристам? Алевтина уже много стран объездила, но пока нигде не встретила аборигенов, что так не терпят приезжих, за чей счёт живут.

Звонок Даши отвлёк от закарпатских умствований.

− А что там у тебя играет такое красивое? − Аля перебила сестру на полуслове.

Она уловила скрипку где-то далеко, в самой Москве, и вдруг поняла, что скучает. Не по кому-то конкретному, а именно по скрипке, играющей в Москве.

− Да это Моцарт. В обработке.

− Хорошо вам. У вас там моцарты играют…

Пошлость какая-то. Не получается шутить. Совсем не получается. Но сестра, кажется, понимает, и не цепляется к словам, не ждёт искромётного юмора. Даша названивала несколько раз в день, мама тоже чаще, чем дома, а вот папа напомнил о себе лишь однажды: он всегда чувствовал, если человеку нужно побыть одному, хотя переживает − Аля знала – не меньше других.

Зоряна ещё во время разговора ушла купаться, и Алевтина занялась обычным пляжным делом – разглядыванием соседей.

Неподалёку многоголосое семейство усаживало в шезлонг грузную пожилую женщину. Та вяло помогала процессу, придерживая шляпу на голове.

Бабушка была не такой. Ей хватало скромного складного стульчика, она была щуплой и не пассивной. И ни разу никого не заставила суетиться вокруг себя, всю жизнь хлопотала сама.

По зиме бабушка надолго – на целый месяц! – приезжала в Москву и встречала Новый Год с семьёй «московского» сына. Так уж у них было заведено. За бабушкой следом в поезд, а затем и в квартиру затаскивали ящики с консервацией – банки с вареньями и бутыли с соленьями.

Мама не любила консервировать, а бабушка, памятуя время, когда в столице за клубникой-черешней надо было очереди недетские выстаивать, варила в сезон разнообразные варенья и передавала поездом, и привозила потом с собой.

С приездом бабушки для Даши с Алей начинался месяц безделья и обжорства. Если летом удавалось гулять, бегать, плавать и не поправляться, то месяц зимой изрядно округлял девчонкам щёчки, а любимые брюки переставали застёгиваться на поплотневших талиях. Может, поэтому им обеим так легко контролировать вес теперь, ведь они ещё сызмальства уяснили: малейшая объедаловка влечёт за собой невозможность пойти на день рождения в любимом платье, которое скорее лопнет, чем застегнётся!