И тогда люди отказались от чувств тяжких и непокорных, оставив себе только те, с которыми жить легко, а грешить не совестно. Но чувства не отказались от людей и стали рождаться в их семьях детьми с Целью.
(Из книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)
Дурные предзнаменования начались еще до рождения Астре. В день первой тошноты мать увидела на рынке уродливую девушку. Через месяц столкнулась с горбатым пареньком. А когда живот порядочно округлился, встретила вестника мертвых — прималя. Откуда ему было взяться здесь по весне? Древнее женское чутье говорило Шеларе, что в ней растет порченый ребенок. Ребенок с Целью. Но до поры до времени страхи оставались просто страхами. Только в миг, когда начались схватки, Шелара поняла — быть беде.
Над миром всходило черное солнце. Саван густой темноты окутал небо. Мерцание звезд потухло, вечерние облака подернулись дымкой.
Шелара собирала ужин, когда низ живота прорезало волной тягучей боли. Она взвыла, схватившись за край стола, и тут же замолкла, тяжело дыша. Затравленно посмотрела на входную дверь. Муж затворял ставни в сенях. Кажется, не услышал.
Шелара стиснула зубы и вышла на крыльцо.
— Аи-аи, глупая пузанка! Куда собралась?
— Во двор мне надо.
— Зачем тебе? Сам схожу.
— Уди ты!
Она оттолкнула мужа. Маито цыкнул, махнул рукой.
Гонимая животным испугом, Шелара забилась в угол пустого хлева. Словно дикая собака, которой негде ощениться. Стояла тишина, даже ветер утих. От лампы с мутным, закопченным стеклом исходило тусклое сияние. Тьма отступила к углам, где доживали век старые колеса, хомуты и ржавый серп на гвозде. Густые тени затаились между разбросанными по полу соломинками и в щелях дровника.
Потная, полубезумная, Шелара не помнила, как разрешалась от бремени. Когда она поднесла младенца к свету, то оцепенела. Мальчик родился безногим. Только две крошечные культи напоминали о том, что на их месте должны быть конечности. Он не кричал и не плакал, словно бы спал. Шелара обрадовалась, сочтя младенца мертвым. Но он вдруг распахнул глаза, и мать едва не выронила его. Трудно описать словами, что творилось тогда у нее в голове. Какая женщина захочет подарить мужу проклятое дитя? Она даже собиралась вынести чадо во двор, чтобы черные лучи спалили его, как сжигают всех, кто не сумел укрыться в час затмения. Но Астре был ее первенцем, и Шелара знала: если убить ребенка с Целью, он будет рождаться снова и снова. С тем же изъяном. И нормальные дети не появятся до тех пор, пока грешная семья не смирится с наказанием.
С того дня Шелара и муж ее — Маито — не ведали спокойной жизни. Ни разу не удавалось им продержаться на одном месте дольше года. То любопытная соседка заглянет в окно, то куль на спине вызовет подозрение, то бестолковые младшие ребятишки пустят в дом кого попало, а то и сам Астре на своей тележечке выкатит во двор. Если люди прознавали о безногом ребенке, нужно было бежать прочь. Слухи и толки разносились по округе, как саранча по хлебным полям. Никто не хотел иметь дела с проклятой семьей. А иногда находились и те, кто считал своим долгом очистить мир от грешников.
Только спустя десять лет мучений и скитаний Маито получил право избавиться от обузы. Астре навсегда запомнил слова, которыми закончилось его детство. Как-то вечером после очередного новоселья уставшая за день мать села у окна, подперла подбородок ладонью и сказала со вздохом:
— Наконец-то как люди заживем. Отмучились.
А назавтра пришел странный человек. Отец привел его поздно ночью, когда в большинстве домов уже затворили ставни и погасили свечи. Человек был еще не стар, худ и очень высок. Войдя, он едва не коснулся макушкой потолка и загородил собой настенный светильник. Тень, похожая на колонну, упала на ситцевый полог, за которым прятался Астре. Младшие спали тут же — за ширмой, на общей кровати. Они не слышали ни шагов, ни ноток испуга в родительских голосах.
Незнакомец едва слышно поздоровался с хозяйкой и прошел к столу. Чуть-чуть сдвинув штору, Астре смог разглядеть его пыльную одежду и затылок с коротко стриженными волосами медного цвета. А еще заложенную за спину руку в истершейся кожаной перчатке.
Незнакомец устроился на сундуке. Мать засуетилась у печи. В воздухе витал сладкий запах молочной каши с маслом, оставшейся с ужина. Отец предложил гостю стакан вина и, когда тот выпил, спросил:
— Стало быть, завтра и выходим?
— Если все готово, то и выходим. Опия раздобыли?
— Да нам и не надо, опия-то, — сконфузился отец. — Чего зазря тратиться? Не убежит он.
— Безногий он, — тихо добавила мать.
Она дала незнакомцу ложку и принялась громко, почти остервенело выскребывать кашу из котелка. Словно стыдилась собственных слов и хотела поскорее заглушить их другими звуками.
— Ясно тогда, — кивнул человек. — Еды и воды надо взять поболее. На трид хватило чтобы.
— Аи-аи, это я мигом соображу. На лошадей погрузим, — заверил его отец.
— Лошадей твоих у границы оставить придется. Денег прихвати. Знаю я там мужика одного, уплатишь ему серебряник, чтобы скотину твою кормил-поил, пока мы не вернемся.
— А точно ли худом не обернется? — Мать сжала в руках передник. — Младших у меня двое. Не помрут теперь, а?
