Таксидермист - [36]
На лестнице послышались шаги, кто-то остановился у дверей. Дверь открылась, вошел Николас с мокрой от дождя головой. Лицо у него было все еще красное, но опухоль спала. Вот только не везде. Пупсик превратился в Человека-слона[78] с фингалами. На следующий день он, видимо, преобразуется в Дядю Фестера.[79]
– Где ты был?
Я сел на диване.
– Ходил к врачу. Брат, видел бы ты свою прическу. Выглядишь как безумный ученый.
– А ты сам в зеркало смотрел, Игорь?[80] К какому врачу?
– Не хочу называть имен, один испанец, аптекарь в «Метке». Ведь врачи что делают? Только оценивают твое состояние и выписывают таблетки. Или не выписывают, как чаще всего и бывает. Я иду прямо к моему амиго, минуя посредника. И получаю хорошие лекарства, настоящие препараты, которые врачи боятся выписывать. Думаешь, в тайленоле есть что-то кроме сахарной пудры?
Николас разорвал пакет и по столу раскатились несколько бурых аптечных пузырьков. Для себя я сделал вывод, что такая договоренность между пациентом и фармацевтом незаконна, но подумал, что Николасу вряд ли хочется, чтобы я об этом упоминал.
– Ну ты хотя бы уже не шепелявишь. И что амиго?
– Сказал, что я выгляжу как говно, только по-испански.
Николас принялся открывать пузырьки с таблетками.
– А что насчет кровоизлияния?
– Ну, доктор Уэлби,[81] он согласен, что мне надо бы сделать томографию. Хорошая новость – в том, что врач мне без надобности, можно зайти в любую точку с томографом. У него есть друг по имени Родригес, лаборант на томографе, и он с ним про меня договорится. Амиго убежден, что лаборанты читают сканы лучше врачей. А пока у меня есть мои классные пилюли. – Он закинул в рот горсть таблеток, запил водой из гавайской барной кружки. Шея у него совсем не гнулась, и чтобы выполнить этот трюк, ему пришлось откинуться назад всем телом, согнув колени.
– Николас, тебе это, наверное, не понравится, но нам пришлось сказать копам, что ты был там, когда мы нашли Марта.
Николас плюхнулся в алое кресло. Единственный открытый глаз смотрел безмятежно.
– Что вы им сказали – точно?
– Они спросили, был ли кто-нибудь еще рядом, когда мы ее нашли. – Я прошел к кухонной раковине налить стакан воды. – Мы сказали детективу, что еще был мой брат, и он спросил твой адрес, а я дал ему твою карточку. Он не заметил, что на ней только номер абонентского ящика.
– Это объясняет послание от моего диспетчера. Цильцер, да? Я однажды с ним работал. Как тебе в точности известно, я не даю ни адреса, ни телефона никому. – Он откинулся головой на спинку кресла и закрыл глаза. – Считай, у тебя особое право.
– И что теперь, Николас?
– Что теперь? Ну как я это вижу, у тебя есть две возможности. Первая – мы с тобой объединяем усилия. Вторая – не объединяем.
– Что насчет третьей возможности: пойти в полицию и все им рассказать?
– Не сказал ли ты мне вчера, перед тем, как захрапеть, что ретристы оставили тебе сообщение – предупредили, чтобы в полицию ты не ходил?
– Как я понимаю, есть до фига случаев, когда похитители предупреждали жертв, чтобы те не звонили в полицию, те все равно звонили, и похитителей арестовывали, а заложников освобождали. – Сказать по совести, я опять вообразил себе Стива Макгаррета за работой. Николас ухмыльнулся:
– Верно, что они – дураки, трепаться о тех случаях, когда жертву убивают именно из-за таких вот фокусов? К тому же ты говоришь о федеральных случаях. Ты доверяешь детективу Цильцеру, как доверял бы ФБР? Думаю, тебе придется изрядно попотеть, впаривая им идею, что это все из-за телевизионной куклы.
– Если же мы с тобой объединяемся? Что тогда?
Николас пожал плечами:
– Мы сообщим этим париям, что хотим знать, сколько будет стоить возврат Пискуна. Без вопросов, без обид. Сделка есть сделка.
– То есть выкупить его? А если они запросят кучу денег?
– Мой клиент уполномочил меня на сумму до ста тысяч. Впрочем, он не верит, что они клюнут.
– Твой клиент, а? Слушай, Николас, если я впрягаюсь, тебе придется рассказать мне все, что ты знаешь об этом деле, в том числе – кто твой клиент.
Он покачал головой:
– Не про клиента. Про остальное – может быть. Например, что Марта делала в городе. Но не про клиента.
– Ладно, так что Марти?
– Чтобы ты понял про нее, я сначала должен сообщить тебе кое-что о Букермане. Лью Букерман – настоящее имя генерала Бухера.
Я не подал виду, что уже знаю это:
– В самом деле? Ладно, Николас, расскажи своему темному старшему брату остальное.
В его глазах блеснули искры, я видел, что он лопается по швам, так ему не терпится рассказать мне все.
– Вот тебе для затравки. Марти работала в «Шоу генерала Бухера». Когда передачу закрыли, кукол Букермана признали собственностью канала, и, хотя он пытался забрать их себе, в контракте на этот счет была твердая формулировка. Вся концепция и все творческие продукты принадлежат телестанции. А дирекция была шайкой упертых дуболомов. То есть куклы-то им были не нужны, верно? Как бы то ни было, Букерман переехал в Иллинойс. Он был ипохондрик с развивающимся пристрастием к народной медицине, которое привело его в натуропатию. И он открыл маленький магазин, торговал разными травами, книжками и прочим. Выпустил успешную серию здоровых продуктов. Прошли годы, телеканал сменил владельцев, и в один прекрасный день там решили избавиться от всякого старья, в том числе и этих кукол. Это было всего несколько лет назад. Марти захватила Пискуна, а двое других – Воя и Боягуза. Букерман как-то пронюхал об этом – может, через третьих лиц, приятеля с телеканала – и отправился за своими старыми кукольными друзьями. Один из сотрудников отдал ему Воя, другой продал Боягуза. А Марти продать Пискуна не согласилась. Вроде как у них с Букерманом когда-то был роман, и что бы там между ними ни произошло, Марти по сей день таила злобу. Этот байкер, Тайлер Лумис, уже бывал в ее магазине, пытался уговорить продать белочку ему, и фактически умолял ни за какие деньги не продавать Букерману.
