Таксидермист - [35]
– Не, я передумал. – Он горько посмеялся. – Не обфятфя, братетф. Быть им.
Мокрое ветровое стекло ярко засветилось – такси выезжало с мойки.
– Феф? Мы фефяф прилявем на фиденья. Фуфыть мафыну не надо. Вклюфи «Конетф фмены» и катифь по Бродвею, будто едеф домой, лады?
Шофер прочистил горло:
– Это будет дороже.
– Ну вот, я уве подкинул ва мойку. Пять бакфов, лады? Таксист пожал плечами:
– Ладно.
Я лег на сиденье, мои буйные волосы запутались в жесткой щетине на голове Николаса.
– Зачем мы…
– Ефли ва нами фледят, то подумают, фто мы подорвали ив тафки в мойке и оторвалифь от них.
– Хм-м. Не так уж глупо, братец.
– Ого, фмотри-ка, – хихикнул Николас.
– Извини. За нотацию, то есть.
Он не ответил – в кои-то веки. Вообще-то, если знаешь Николаса, наверное, в ответ на извинения лучше всего рассчитывать на то, что он просто пожмет плечами. Мы лежали, а свет уличных фонарей проплывал над нами по потолку машины, и это напомнило мне «походы» с ночевками на заднем дворе, которые мы устраивали вдвоем, когда мне было десять, а ему – семь. Лучи фар, скользившие по переулку, ползли через наш двор, отражаясь в окнах соседей, мерцали сквозь рябь палатки над головой, как северное сияние. Была, наверное, осень – довольно холодно, сказала мама, и нас не заедят комары и мы не сваримся как кукурузные початки в наших затхлых списанных армейских спальных мешках. На деревьях еще было много листьев, но уже сухих: они шелестели на ветру, и звук был как от воды, падающей на камень. Отрываясь, листья плыли в отсветах фар причудливыми тенями. Мы с Николасом воображали, что мы на Юконе, спим возле своего прииска (идея Николаса), глядим на северное сияние, и силуэты Спутников проплывают сквозь светящиеся туманности. Мы говорили о прииске: какой глубины шурф, какие у нас каски с фонариками на лбу, как мы питаемся одними хот-догами, картошкой-фри и молочными коктейлями, у нас есть отбойные молотки и мы каждый день взрываем динамит. В те дни в нас обоих, бывало, просыпалась буйная, как у всех детей, фантазия. И как братьев нас сближало прежде всего то, что мы делили тяготы и унижения от родителей (галстуки-бабочки, семейные фотографии, чай у тети Джилли, уроки танцев). Но отрочество вбило между нами клин соперничества, и у меня, старшего брата, не осталось таких слов, какие Николас захотел бы слушать.
В такси я думал, много ли детского осталось, и осталось ли вообще, в Николасе – человеке, у которого, казалось, не было никакого невинного прошлого и нет никакого здорового будущего. И даже если какой-то ничтожный остаток и сохранился, хватит ли его, чтобы восстановить отношения между нами? Я чувствовал, что он уже не тот алчный негодяй, который нанес такой тяжкий удар папе с мамой. В тот вечер, когда Николас объявился – когда мы пошли выпить и «перемолвились словом» – я даже сквозь защитный слой шуточек почувствовал, что мой отпор вызвал в нем какое-то искреннее огорчение. И по дороге домой я смаковал его, наслаждаясь вкусом возмездия – за все, по моим представлениям, что Николас причинил нашей семье. Он на самом деле слушал меня, мои слова задели его, и казалось, ему не безразлично, что я думаю. Прошло ведь много времени.
Или вот Энджи. Когда она бранила его, он, казалось, реагировал на семейную тему.
Я думал о раздутой красной кукольной голове на сиденье рядом, которая была моим братом. Уже не тот юный сорванец. Я услышал, как Николас постанывает от изнеможения, и это мне напомнило, что я тоже вымотался. Черт побери, я смертельно устал, и блики, проплывавшие по потолку машины, убаюкивали меня. В ту минуту я подумал, что все эти Приключения могут сблизить меня с Николасом. А могут и не.
Глава 17
Наутро я проснулся у Николаса на кушетке. В открытое окно слышался гул машин на Бруклинском мосту и доносился слабый запах рыбы и пирса. Николас жил на Уотер-стрит около Фултонского рыбного рынка, где у перекрестка мост поддерживает внушительная кирпичная стена. По слякотному шелесту шин по брусчатке я заключил, что на улице дождь. Небо затягивали тучи, и я не мог понять, который час. Я лежал и вспоминал, как мы прибыли в Николасово логово. Я так устал, что позвонил Энджи и сказал, что завалюсь спать у брата, добавив, чтобы она никуда не выходила без Отто: зверь-мужик, в свои борцовские дни он носил прозвище Московский Мастиф. Шучу, конечно. С виду Отто кажется заморышем, но я предполагал, что как выпускник Гулага он, наверное, и вправду сумеет выстоять в нормальной драке. Хотя вообще-то я предполагал, что ретристы уже совершили все злодеяния, которые планировали на тот вечер. Какой смысл опять цепляться к нам после телефонного предупреждения?
Декор в квартире Николаса был узнаваем для всякого, чей почтовый ящик не обходят каталоги «Гончарного сарая», хотя мебель была настоящая. То есть сплошь американский антиквариат двадцатых – пятидесятых. Вроде настоящего бакелитового настольного радио, медных бра, низкого красного кресла в гарнитуре с тахтой, настольной лампы с зеленым абажуром и кухонного стола из формайки с оббитым сталью краем. Исключением была кушетка, на которой я валялся. Она, видимо, была из «Мэйси»
Игра в сыщиков — самая увлекательная игра на свете. Вот и юная Тесса решается ступить на тропу частного сыска, благо для этого есть причина: желание отыскать своих настоящих родителей. Правда, для этого придется целыми днями врать, хитрить и изворачиваться, но дело требует жертв, да и лицедействовать Тесса любит. Искательница приключений никак не ожидала, что ее невинный маскарад обернётся настоящим триллером: в тихой английской деревушке произошли убийства. Девушке пришлось бы несладко, не окажись рядом двух весьма хитроумных и ловких старушек, которым выступать в роли сыщиц не внове.
Юный студент-биолог Шурик идет на работу в зоопарк Мокропаханска, где его наставником становится колоритный бывший сиделец шкипер Юша. Вместе они попадают в невероятные истории, расследуют преступления и совершают прочие добрые дела. Юша по-отечески, с юмором и феней, опекает молодого человека, делясь жизненной мудростью лагерей. В книге вы встретите и иных знакомых вам жителей Мокропаханска из книг неповторимого Фимы Жиганца. Будет весело и познавательно. Содержит нецензурную брань.
Все было в жизни скромной семнадцатилетней Юлии Образцовой однообразно и монотонно, пока не повстречался на ее дороге самый настоящий труп. Все кинулись разыскивать убийцу преуспевающего банкира: и следственные органы, и сама Юля вместе со своей закадычной подругой Катей, неподалеку от деревенского домика которой и найден усопший, и друг убитого, который свалился на Юлию как снег на голову вкупе с воспылавшими в ее груди чувствами к нему. На первый взгляд, смерть банкира связана с его трудовой деятельностью, но что если к убийству имеет отношение недавно объявившийся в этих краях маньяк? «На 4 кулака» — первая книга в серии о Юле и Кате.
Недавно отгремела Мировая война, и люди только-только почувствовали вкус мирной жизни… Виатрикс нэсс Ирритор — молодая светская дама, совладелица ифрикийских плантаций, может позволить себе блаженное безделье, но это противно ее деятельной натуре. Развлечения тоже прискучивают, и тогда Виатрикс находит дело себе по душе. Конечно, это не по нраву ее брату-близнецу, который служит в полиции, но вот старший брат всегда на стороне сестры!
«Стюардесса с тележкой медленно пробиралась по узкому проходу салона, обслуживая пассажиров; она непринужденно с ними беседовала, некоторые заметно хотели занять ее время больше, чем им было положено по стоимости билета. Теперь-то Саша Кошкин будет знать, что регистрацию на самолет нужно проходить как можно раньше, чтобы получить местечко в посадочном талоне поближе к креслу стюардессы, а то он, по своей неопытности, не торопился, перед полетом сидел в буфете и разминался красным вином…».
«Лера Бонзенко—студентка, потерявшая мать, совершенно не думала, что отказав настойчивому ухажеру, можно вытащить на свет события давно минувших дней. Мало того, что она дочь криминального авторитета – Бонзы, так еще ее мать стала гарантией в поимке ее отца. Теперь девушке постоянно приходится бороться за свою жизнь со старыми врагами Бонзы, и даже встретив любовь всей своей жизни ей пришлось от нее отказаться. Неужели из-за чужих грехов, Лера никогда не станет счастливой?».