Таксидермист - [31]
Бездомные в Нью-Йорке умирают каждый день, прямо на улице, иногда – на тротуаре посреди толпы. Чаще всего они погибают от переохлаждения в темные, холодные месяцы. Съежатся под стеной, как будто спят, температура тела падает, и они тихо испускают дух. Иногда становятся жертвами собственных пороков; изопропиловый мартини вызывает отвратительные сцены публичного кровавого блёва.
– Ты правда хочешь вызвать «скорую»? – Это откуда-то возник Николас в табачно-коричневом пиджаке. Он сидел на капоте «линкольна», сложив руки на груди, – твидовый гоблин явился меня злить.
– Что за… Конечно! – Энджи бросила на него сердитый взгляд и отперла подъезд.
Николас поправил зеленую бабочку на шее.
– Ладно.
Энджи вдруг обернулась:
– Господи боже мой. Это же…
– Это Марти Фолсом, и она мертва. – Лицо у Николаса было такое, будто он только что сообщил, что у нас сломался холодильник. – Ни дырок от пуль, ни ножевых ран. Кровь течет из ушей и рта. Когда коронер закончит шинковать ее мозг и печень, что твою «кабанью голову»,[71] он, вероятно, обнаружит, что это была передозировка. Но не то чтобы она передозировалась по своей воле.
– Но это невозможно. Мы только что видели ее…
Николас поднял брови и улыбнулся:
– Да ну? Где же? – Я удержал язык за зубами, но глаза меня выдали. – Правильно, Гарт. Кто-то отправил тебе послание. Они знают, где ты живешь, и не хотят, чтобы ты шнырял по ретристским тусовкам, вынюхивая Пискуна.
– И долго вы тут прятались во мраке? – спросила Энджи.
– Не так долго, чтобы заметить, кто ее сюда положил, но все же я пришел раньше вас. Так куда вы подевались, выйдя из «Готам-Клуба»? Я вас там случайно заметил.
Я опять не сказал ни слова. Я давным-давно понял, что если Николас что-то затеял, трепаться неблагоразумно.
– Что ж, Гарт, мне ты можешь не говорить. Но тебе придется сказать полиции. Э-э, и еще – не хочешь позвонить адвокату?
Мысли мои понеслись галопом. Могу ли я под каким-нибудь видом сказать полиции, что не знаю имени мертвой женщины? Какие тут могут быть ловушки? А если я скажу им, кто это, и что она хозяйка ВВС, где тоже произошло убийство, не заподозрит ли вдруг полиция, что тетю-колу сочинили мы с Марти? Что мы как-нибудь сговорились убить Тайлера Лумиса – он же Кишкокрут – и свалить вину на загадочную незнакомку, которой никогда не было на свете? И все это – чтобы сфабриковать исчезновение Пискуна? Но зачем… кому… что, если?…
– Ладно, зятек: а что вообще ты здесь делаешь?
– Невестка Энджи! Мне льстит, что Гарт рассказал тебе о своем младшем брате. Какая картина – открытки на Рождество, обеды на День благодарения. А ведь и впрямь – у меня нет никаких планов на Пасху!
– Послушай, малый, – начала Энджи, предостерегающе наставив на него палец. – Я знаю, что вы с Гартом слегка на ножах, но эти игры ты оставь для него. Все это мимо меня, я знаю только, что вы – родня. Там, откуда я вышла, в родных не сомневаются – никогда, – так что я распространяю это правило и на тебя. – Энджи ткнула его в плечо. – Не кусай мою руку, Николас.
Мой брат выказал нехарактерное для него смирение – может, подлинное, может, нет:
– Извини, Энджи, ты права. – Он поднял руки, будто ее палец был пистолетным стволом. – Я больше не буду.
– Так-то лучше. А теперь я вызову полицию.
– Сначала все обдумайте, – посоветовал Николас. – Марта мертва, а это значит, что в головах у копов возникнет немало странных мыслей, когда они приедут сюда и выяснят, что Гарт с ней связан. Копы не любят совпадений. То, что Гарт опосредованно вовлечен в два убийства, означает, что его заподозрят в соучастии. Все это сделали, чтобы не дать вам играть в ищеек. На вашем месте я бы сообщил копам только минимум фактов, а подробности придержал бы до разговора в присутствии адвоката. Надеюсь, ты не станешь без надобности углубляться во всю эту историю с ретристами, и главное – не думаешь, что это как-то связано с дурацкой куклой. Дай им самим до всего докопаться, если смогут. О-па – кажется, легавых-то уже вызвали.
В конце квартала засверкали мигалки. Николас двинулся пешком в сторону Вестсайдского шоссе, но на прощание дал еще один совет:
– И что бы вы ни делали, не вызывайтесь опознать тело. Пока вас не попросят; и надейтесь, что до этого не дойдет.
Полиция и «скорая» подъехали в тот миг, когда Николас скрылся за углом.
Глава 15
Иногда мне жаль, что я не могу вернуться в прошлое и отшлепать того Гарта. Эта глупая история с Пискуном вышла далеко, далеко за рамки разумного. Как я и боялся.
Два детектива появились за секунду до фотографа. Первый детектив был бесцветный белый парень в очках в черной оправе, с парафинистым и рябым лицом и в тщательно отутюженном пиджаке. На мой взгляд, сошел бы за щеголеватого бальзамировщика. Вторым был колобок неопределенной расовой принадлежности. В общем, наверное, подошел бы под любую или сразу под все категории в системе равных возможностей трудоустройства в полиции Нью-Йорка: миндалевидный разрез глаз, короткие волнистые волосы, густые черные усы, яркие голубые глаза и кожа, к которой, наверное, легко пристает загар. Он дал мне свою карточку и он же задавал вопросы; Бальзамировщик молчал. Записав наши имена, адрес и телефон, детектив Цильцер задал только шесть вопросов:
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.
«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».