Такие разные братья - [88]

— Альдюк наша пригожая, велено тебе с нами лететь!

— Как мне лететь? Ведь на берёзовых углях сожгли мои крылья гусиные!

Сбросили ей гуси по пёрышку. И на другой день было то же и на третий, и тогда уже набралось перьев на гусиные крылья. Горько заплакала Альдюк, взмахнула крыльями, и полетела за гусиной стаей.

Тужит Иван, печалятся старики, ребёнок плачет. Но, прошло сколько-то времени, и прилетела гусыня, села на крышу, услыхала, что плачет её ребёнок, запричитала, сама заплакала, влетела в избу, сбросила крылья, обернулась прежней красавицей, кинулась к ребёнку, приласкала, а потом и объяснила свекрови, что сегодня закончился срок волшебного заговора, и ей больше не понадобиться становиться гусыней. Свекровь печь поскорее затопила, и сожгла гусиные крылья, и с тех пор зажили они счастливо!

Деревня проснулась, загомонили женщины у колодца, громко заплакал ребёнок, гусыня полетела в избу, а Катерина, Степан и Кир быстро удалились в лес.

Возвращались в стольный град, освободив очень приличную территорию, да с царевичами, в первый раз с раннего детства не испытывающим желания вцепиться друг другу в глотки. Потрясение, которое испытал царь Ефимий, увидав своих сыновей, вместе что-то горячо обсуждающих, заставило его без возражений согласиться со всеми их планами, не особенно даже в них вникая. Плотники-корабелы, строящие корабли и ладьи, согласились быстро выстроить первую сторожевую ладью для охраны реки. И даже похвалили то, что предложил Третьяк, посомневались вначале, не без того, но потом попробовали сделать так, как он предлагал, и похвалили! Для младшего царевича это было сродни лучшему подарку! Он бы вовсе перестал появляться в отцовских хоромах, даже ночевать пытался на верфях, да только Радим не позволил.

— Ты царевич! Изволь всё-таки отца уважать! — и почему-то Третьяк его послушался. Сам удивился! Что-то новое появилось в старшем брате. Какая-то разумность и надёжность, которых раньше и близко не было.

Сновид было снова заперся в своём тереме, где ранее проводил всё время, но отчего-то ему там показалось душно и тесно. Он отправился в царские хоромы, и вот напасть! Из-за угла выскочила чёрная кошка, она мало того, что перешла ему дорогу, так ещё и вернулась и направилась к нему! Худшей приметы и представить себе было нельзя! Сновид окаменел, когда кошка начала тереться о его сапог. Хотел было пнуть её, заорать, прогнать, кинуться обратно к себе! Но, что-то уже изменилось в нём самом. И ветер от реки дул такой свежий, и кошка не выглядела угрожающе, напротив, мурлыкала и ласкалась.

— Не бойся кошку, если ты не мышь.

Не бойся свиста, если не в лесу,

И в полном ведре ты счастья себе не найдёшь,

И в пустом от тебя ничего никуда не снесут.

Сновид вроде и слышал что-то такое, а может, и померещилось… Он постоял-постоял, а потом нагнулся, да и погладил кошечку. Когда он появился в царской трапезной с чёрной кошкой в руках, царь уставился на него, словно увидел призрак.

— Сынок… А ты знаешь, что ты несёшь? — дрожащим голосом спросила его матушка. Она давно махнула рукой на попытки убедить среднего сына, хоть немного спокойнее относиться к приметам.

— Кошку несу. Чёрную. Ласковая такая оказалась, поёт как балалайка, — ответил Сновид, почёсывая за ухом у кошки, которая уже тарахтела на всю трапезную.

— Братец, как я посмотрю, с тобой ничего не стряслось по дороге? — усмехнувшись спросил Радим.

— Ничего! Только вот кошку хорошую нашёл, — Сновид уложил её себе на колени и хмыкнул. — Оказывается, она права была.

— Кто? — удивился Третьяк.

— Сказочница. Я ж не мышь, чтобы кошек бояться! — он-то с его наблюдательностью и тем, что в Катином мире называли аналитическим умом, не мог не сообразить, что это Катерина помогла ему переступить путь чёрной кошки, а заодно и свои страхи. — Я её Лаской назову.

— Кого? — младший брат снова любознательно высунул нос из-за огромного самовара.

— Да кошку же! У меня будет жить! — Сновид опустил глаза и усмехнулся, заметив, как внимательно и взволнованно смотрит на него его кошка. — Ты теперь Ласка! — сообщил он своей несбывшейся плохой примете.

Баюн устало откинулся на перину в гостевом тереме. — Фух, умаялся я с кисой Сновида сторожить! Но, дело того стоило! И царевич за ум взялся и девушка пристроена.

— Какая девушка? — удивился Ратко.

— Как какая? Кошачья, конечно. Она молоденькая совсем, будет у Сновида жить и у неё теперь даже имя красивое есть — Ласка!

— Как я рада! — Катерина вытягивала из косы какие-то сучки и колючки. — Что у нас за растения такие… любвеобильные. Как заполучат тебя, так фигушки от них потом выйдешь без потерь!

— Да где ты так в колючки влезла? — недоумевал Кир, отцепляя от Катькиного плеча особенно привязчивый репей.

— Как где? В проулочке около терема Сновида. Мы там с Баюном и кошкой, которая теперь Ласка, с утра его караулили. Но, он понял, конечно, что это я ему напела. Очень умён и наблюдателен.

— Этот? Это вот бледное и хилое недоразумение? — Степан скривился.

— Да, именно. Бледный он от того, что в тереме сидел почти безвылазно, хилый от того же. А соображает он как целый аналитический центр.