Так плохо, как сегодня - [17]

Очередники занимали очередь, и им на руке писали номер химическим карандашом. Ставили клеймо. Например, сорок два. Это значит, что твоя очередь дойдет через сорок два человека.

Выбрасывали по три кухни. Новый термин эпохи социализма: «выбрасывали». Если сорок два разделить на три получается четырнадцать. Значит, четырнадцать дней надо вставать в пять утра, чтобы к шести добраться к магазину.

– А зачем ей кухня? – поинтересовалась Наташа.

– Странный вопрос. Каждая женщина гнездится, как птица. Вьет гнездо.

– А зачем гнездо, если нет птенцов?

– Инстинкт.

– Понятно…

– А в том, что нет птенцов, это я виноват. Она не рожала, потому что я был ее ребенок.

Сережа для Казимировны сын, а она для него мама. Поэтому он жалеет ее, как мать, и не хочет посылать в очередь, в утреннюю серость и сырость.

Наташа стала варить кофе по собственному рецепту: на очень медленном огне и много кофе. Только при этих условиях сохраняется истинный аромат и смысл настоящего кофе.

На десерт Сережа любил калорийные булочки. Эта привычка осталась со школы, Наташа несколько раз пекла ему домашнюю выпечку, но Сережа предпочитал магазинную.

Наташа стояла над туркой, ждала, когда поднимется пенка.

Сережа молчал, глядя в стол. Мысли его были далеко. Он думал о Казимировне, о том, что испортил ее жизнь. Казимировна могла бы выйти замуж за директора школы и жила бы спокойно, имела детей и внуков. Но тогда, в свои пятнадцать лет, Сережа всех ставил на уши – семью и школу.

Он любил, страдал, даже травился и попал в больницу. Его хотели перевести в психушку, поскольку суицид – признак психической болезни, но мать побежала к Казимировне, и они вместе побежали к главврачу. Врач проникся, отдал Сережу домой. Казимировна навещала его, выслушивала, держала за руку, и все кончилось тем, что он внушил ей ответное чувство. Температура кипения страстей оказалась как на солнце – кипящая лава с протуберанцами. В сравнении с этой силой чувства любовь сорокалетнего директора школы – как двухрожковая люстра. Никакого тепла и минимум света.

Все это сумасшествие продолжалось три года. А когда Сережа стал совершеннолетним, Казимировна рискнула узаконить отношения, хотя все отговаривали. Убеждали, что десять лет разницы когда-нибудь да вылезут. Но Казимировна доверилась судьбе и Сереже. А теперь, когда Сережа стал для нее ВСЕМ, – он, как мартовский кот, сидит у молодой любовницы, торгашки, и пьет кофе с калорийными булочками.

Не ходить к Наташе Сережа не мог. Тянуло. Говорить с ней особенно не о чем, но ведь можно и не говорить. Просто чувствовать – и все. Как собака. Собаки ведь не разговаривают. И вполне счастливы. Люди переоценивают значение интеллекта.

Сережа замкнулся. Смотрел в одну точку.

– Ты чего? – обеспокоенно спросила Наташа.

– У меня такое чувство, будто я хочу перешагнуть пропасть в два приема. Нога зависла над пустотой.

– Достану, достану, завтра же и договорюсь, – пообещала Наташа.

Она помогала Сереже откупиться от Казимировны.

С одной стороны: обидно обслуживать соперницу. Получается, Казимировне всё – и Сережа, и кухня. А Наташе только вторник и пятница с шести до восьми, и то втайне, по-воровски, чтобы никто не знал. Но с другой стороны, Сережа каждый день будет заходить на новую кухню и каждый раз в мозгу зажжется благодарность. Добро высекает добро. Только дураки этого не понимают.

На другой день Наташа пошла к завскладу Парфенову и выписала чешскую кухню. Синих панелей не было, только желтые. Но тоже очень красиво. Даже лучше. Больше света.

Наташа уплатила свои деньги. Взяла чек, чтобы Казимировна не сомневалась. А то еще подумает, что на ней наживаются. Про работников торговли все так и думают. Кстати, десять процентов сверху – это не нажива, а процент. За что? За то, что Казимировна не стояла в очереди, а получила в обход и по блату и с доставкой на дом. Наташе положен процент, и она бы содрала его, но между ней и Казимировной – Сережа. И если Наташа крадет Сережу, значит, она тоже должна Казимировне. Так что они – в расчете.

Наташа позвонила Сереже на работу, сказала:

– Кухня оплачена. Можешь забирать.

– А как забирать? – спросил Сережа.

– Найми грузовик и вывези. Лучше это сделать сегодня.

– А где я возьму грузовик? – удивился Сережа.

– На улице. Выйди и поймай.

– Я не могу уйти с работы.

– Пусть Казимировна вывезет. Запиши адрес.

– Чей? – не понял Сережа.

– Склада.

Сережа расстроенно замолчал. Наташа умела различать все оттенки его молчания.

– А ты не могла бы привезти? – осторожно спросил Сережа.

– К тебе домой? – удивилась Наташа.

– Ну да… Казимировна внизу встретит.

– Ты уверен, что мы должны познакомиться?

– При чем тут познакомиться? Она тебя не знает. Ей и в голову ничего не придет…

Действительно, Казимировна ее не знает. Пока. Даст бог, узнает когда-нибудь. А пока что интересно заглянуть жертве в лицо: какая она, Казимировна…

– Давай адрес, – согласилась Наташа. – Я привезу.

– Во сколько? – уточнил Сережа.

– Давай в два, – сориентировалась Наташа.

– Спасибо. – Сережа продиктовал адрес. Положил трубку. Наташа посмотрела на часы. Двенадцать. До двух надо было договориться с грузчиками, погрузиться и доехать по адресу.