Так это было - [24]
— А вы, пойдете к хлопцам?
— Почекаем, братка… Там видно будет…
Из его слов, вернее, из недосказанного, я понял, что большинство людей ждут дальнейшего хода событий на фронте. Если немцы возьмут Сталинград — тогда многие пойдут служить в полицию или в воинские формирования. Если немцы начнут отступать — тогда каждому придется решать судьбу по-своему.
В следующей деревне я попал в дом к «примаку». На крылечке меня встретил рослый молодой мужчина, как оказалось, — бывший красноармеец артиллерийской части, разбитой на границе. Он выходил из окружения. Его товарищ подорвался на мине. Он пришел сюда прошлой осенью, чтобы попросить хлеба и просушить одежду, и остался здесь на всю зиму. А весной ему еще труднее было покинуть красивую молодую вдовушку с длинными волосами цвета льна. При мне она не сводила влюбленных глаз со своего Пети, Какое беспокойство вспыхнуло в них, когда я заговорил о событиях на фронте!
— Не надо про войну! — взмолилась она, — Ради Бога, не надо!..
Она достала из шкафа бутылку вишневой настойки и налила нам в стаканы. Себе она налила в маленькую рюмочку, и мы выпили все трое за здоровье хозяйки и за наше будущее.
Повеселевший, я затянул на мотив «Раскинулось море широко…» песню, слышанную в брянском лагере, сложенную каким-то пленным. Она сохранилась в памяти. Вот ее слова:
В этой семье я прогостил до вечера. Мы расстались, как старые друзья. Дважды потом наши дороги скрещивались, и на последнем перекрестке, по стечению обстоятельств, я помог им продлить их счастье… Надолго ли? Не знаю…
Чем хороши белорусские села в отличие от Урала и даже средней полосы — это обилием фруктовых садов.
Я шел по улицам и с завистью посматривал на поспевавшие яблоки, темнеющие сливы. «Хорошо бы остаться в живых, — думал я. — После войны вернуться домой и насадить большой фруктовый сад…» И только я подумал, как другая мысль заслонила первую. Было уже все это. Мой дед Андрей, будучи в плену в Германии, вот так же лелеял мечту о саде. Он вернулся домой, уцелел в гражданскую войну и, как только жизнь начала входить в нормальную колею, занялся поисками фруктовых деревьев, которые могут выстоять суровую зиму и летнюю засуху.
Свободной земли в уральской степи было тогда сколько угодно. Коренное население — киргизы — спокон веков занимались скотоводством, кочуя по степи с табунами лошадей и овец.
— Бери земля, — сказал добродушно председатель сельсовета, сын степей.
И дед Андрей взял земли столько, сколько мог обработать сам. Свой участок, с гектар величиною, он огородил столбами и проволокой и засадил яблонями и специальным, морозоустойчивым сортом груш. Прокопал арык длиною с версту от ключа у подножья холма и поливал деревья рано утром и вечером. В магометанской республике такая идиллия длилась лет пять. Киргизы приезжали смотреть сад деда Андрея и восхищались его трудом: «Ай-ай-ай, карата!..»
Уже уничтожены были все кулаки, а дед Андрей все ухаживал за садом. Осенью собрал он первые плоды и уже строил планы на будущее, не зная, что на этих землях «любимая партия» решила основать совхоз с отделением как раз на хуторе, где находился участок деда Андрея. В первый же объезд своих владений начальник политотдела остановил коня неподалеку от изгороди и долго с изумлением смотрел на фруктовый сад.
Кулацкое хозяйство на совхозной земле?.. Кто разрешил?
И, не закончив объезд, он вернулся в центральную усадьбу, чтобы принять неотложные меры… И загремел дед Андрей в Сибирь как укрывшийся кулак… Может быть, так было и лучше потому, что уже не видел он, как вырубали зимою на дрова посаженные с таким трудом плодовые деревья; как летом скотина вытоптала кусты смородины и крыжовника, закончив то, что не докончили «разумные существа».
После таких воспоминаний уже ничего, кроме грусти, не навевали мне белорусские сады, хотя постепенно зарождалась и надежда: «Может, теперь „он“ одумается?.. Может быть, после войны жизнь будет иною?»
…В село Величи, дугообразно растянувшееся по отлогому склону, я пришел в воскресный день. На улице встречались празднично принаряженные женщины. Из раскрытых окон доносился запах кухни. Все здесь казалось мирным, но сразу же почувствовалась некоторая настороженность жителей. Войти в дом не предлагали. Молодых мужчин не было видно.
Уже на выходе из села подошел я к старику, сидевшему на скамеечке у своего дома. Поздоровался. Спросил, какое будет следующее село.
— То будут Козловичи, — буркнул он неохотно, продолжая рассматривать меня.
Старик чем-то напоминал Захара Игнатовича, но сильно нависшие брови, почти скрывавшие глаза, придавали лицу некоторую суровость.
Мы разговорились. Опять начались расспросы о фронте, о лагере военнопленных. Выслушав рассказ о варварских условиях в брянском лагере, старик долго сидел, наклонив голову, вычерчивая палкой на земле какие-то иероглифы.
Пишу и сам себе не верю. Неужели сбылось? Неужели правда мне оказана честь вывести и представить вам, читатель, этого бретера и гуляку, друга моей юности, дравшегося в Варфоломеевскую ночь на стороне избиваемых гугенотов, еретика и атеиста, осужденного по 58-й с несколькими пунктами, гасконца, потому что им был д'Артаньян, и друга Генриха Наваррца, потому что мы все читали «Королеву Марго», великого и никому не известного зека Гийома дю Вентре?Сорок лет назад я впервые запомнил его строки. Мне было тогда восемь лет, и он, похожий на другого моего кумира, Сирано де Бержерака, участвовал в наших мальчишеских ристалищах.
Новая книга Николая Черкашина "Белая карта" посвящена двум выдающимся первопроходцам русской Арктики - адмиралам Борису Вилькицкому и Александру Колчаку. Две полярные экспедиции в начале XX века закрыли последние белые пятна на карте нашей планеты. Эпоха великих географических открытий была завершена в 1913 году, когда морякам экспедиционного судна "Таймыр" открылись берега неведомой земли... Об этом и других событиях в жанре географического детектива повествует шестая книга в "Морской коллекции" издательства "Совершенно секретно".
Все подробности своего детства, юности и отрочества Мэнсон без купюр описал в автобиографичной книге The Long Hard Road Out Of Hell (Долгий Трудный Путь Из Ада). Это шокирующее чтиво написано явно не для слабонервных. И если вы себя к таковым не относите, то можете узнать, как Брайан Уорнер, благодаря своей школе, возненавидел христианство, как посылал в литературный журнал свои жестокие рассказы, и как превратился в Мерилина Мэнсона – короля страха и ужаса.
Спросите любого человека: кто из наших современников был наделен даром ясновидения, мог общаться с умершими, безошибочно предсказывать будущее, кто является канонизированной святой, жившей в наше время? Практически все дадут единственный ответ – баба Ванга!О Вангелии Гуштеровой написано немало книг, многие политики и известные люди обращались к ней за советом и помощью. За свою долгую жизнь она приняла участие в судьбах более миллиона человек. В числе этих счастливчиков был и автор этой книги.Природу удивительного дара легендарной пророчицы пока не удалось раскрыть никому, хотя многие ученые до сих пор бьются над разгадкой тайны, которую она унесла с собой в могилу.В основу этой книги легли сведения, почерпнутые из большого количества устных и письменных источников.
Книга Радко Пытлика основана на изучении большого числа документов, писем, воспоминаний, полицейских донесений, архивных и литературных источников. Автору удалось не только свести воедино большой материал о жизни Гашека, собранный зачастую по крупицам, но и прояснить многие факты его биографии.Авторизованный перевод и примечания О.М. Малевича, научная редакция перевода и предисловие С.В.Никольского.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.