Так это было - [32]

Тут же генералу перевязали рану и он, опираясь на плечи двух дюжих офицеров, проковылял до подземного госпиталя в бункере, где был уложен в постель.

Вскоре у его кровати появился Гитлер в сопровождении Бормана, Аксмана и посланника Хавеля.

Хана Рейч, женщина лет тридцати, в военной форме, в кожаном шлеме, стояла у изголовья постели и не спускала глаз с Гитлера, о котором так много знала, которого часто слышала по радио и ни разу не видела. И вот теперь этот сгорбленный, усталый, бледный человек сидел на краешке кровати и заискивающе разговаривал с генералом, которого еще три месяца назад подолгу держал в приемной. Он просил его принять командование разбитыми военно-воздушными силами.

Генерал вел беседу осторожно, отвечал нерешительно. Но предложение принял.

Возвращаясь в свои покои, Гитлер на ходу приказал адъютанту Вейсу приготовить закон о присвоении звания фельдмаршала генерал-полковнику Риттеру фон Грейму и приказ о награждении летчицы Ханы Рейч железным крестом.

Теперь канцлеру не терпится, чтобы фон Грейм скорее улетел из Берлина. Он увидел в нем новую надежду на спасение, как в свое время возлагал такую надежду на Гиммлера, назначая его командующим группой армий «Висла», на генерала Буссе, на фельдмаршала Моделя, затем на Шернера, а теперь на армию генерала Венка, в которой остался один неполный корпус, и на фон Грейма, у которого не было авиации.

Между тем в бункер доходили рапорты и донесения, теперь уже очевидцев.

Один из офицеров сообщил, что некоторые части Советской Армии достигли станции метро «Лейпцигштрассе», которая соединяется со станцией на Унтер-ден-Линден, в непосредственной близости от имперской канцелярии.

При этом сообщении все присутствующие в комнате совещания пришли в оцепенение. Теперь их жизнь в бункере может исчисляться не днями, а часами.

И тут Гитлер принимает одно из ужаснейших решений в цепи зверств, перед которыми он не останавливался. Он приказывает открыть шлюзы на Шпрее и затопить тоннель, надеясь тем самым преградить путь советским частям. На все объяснения, что там находятся жители Берлина, укрывающиеся от огня, он, как одержимый, твердил: «Открыть шлюзы». И шлюзы были открыты, вода хлынула на станцию метро, в тоннель и заполнила его с быстротой, которая не оставляла надежд для раненых, для женщин, стариков, детей.

Тысячи людей погибли в мутных водах, и никто не мог прийти им на помощь.

27 апреля

Наши войска занимают Моабитский район. — Корпус генерала С. Переверткина вышел к Шпрее в районе рейхстага. — Дивизия генерала 3. Выдригана ворвалась в Потсдам. — Представитель бургомистра вручает ключ от города. — Горечь утраты. — У врага в подземелье

Чем теснее сжималось кольцо вокруг Берлина, чем быстрее наши войска приближались к центру, тем отчаяннее становилось сопротивление. Если раньше горожане вывешивали в окнах белые простыни в знак капитуляции, а смертники стреляли с чердаков, то теперь большие дома огрызались всеми этажами и подвалами. Отступать гитлеровцам было некуда. Борьба на улицах Берлина осложнилась. Каждый метр площади, изъеденный тысячами мин и снарядов, простреливался во всех направлениях автоматным и пулеметным огнем, и своеобразный, свистящий звук пуль стоял на улицах и площадях.

Именно поэтому генерал Вейдлинг, комендант Берлина и начальник его гарнизона, широко использовал подземные сооружения города, бомбоубежища, метро, коллекторы, водосточные каналы. Все опорные пункты обороны связывались между собой подземными ходами, при выходе из которых устанавливались железобетонные колпаки.

27 апреля наши войска овладели десятками таких колпаков в районе Моабита и Сименсштадта. Гитлеровцы по подземным переходам уходили в тылы, а затем целыми отрядами появлялись на улицах и в переулках и вновь начинали бои за дома, принадлежавшие уже нам. Автоматчики, снайперы, гранатометчики и фаустники превращались в диверсионные группы, которые устраивали засады, вели огонь по автомашинам, танкам, пушкам, рвали связь.

Тем не менее наступление продолжалось. Артиллерия сопровождения находилась в боевых порядках штурмовых групп и прямой наводкой уничтожала все препятствия, помогая продвижению пехоты.

Утром мы были на командном пункте генерала С. Переверткина в Плетцензейской тюрьме. Он был радостно возбужден. Ежеминутно в комнату входили и выходили офицеры, беспрерывно зуммерил телефон, и на сей раз мы не почувствовали себя лишними. Больше того, генерал движением руки пригласил нас сесть и, не стесняясь, без условных выражений, говорил по телефону с В. Шатиловым:

— Василий Митрофанович! Есть приятные твоему сердцу новости. Снова меняется твое направление… Что?.. Слушай, слушай… Теперь пойдешь на восток, к Малому Тиргартену. Оттуда виден рейхстаг. Понял? Они мечтали о Кремле, а мы пришли к рейхстагу… Уяснил? То-то. Для этого твоей дивизии и нужно овладеть тюрьмой Моабит, выйти к Клейн Тиргартену и к Шпрее в районе моста Мольтке. Понятно? Да, да, дивизия Асафова движется во втором эшелоне, за тобой. Слева у тебя дивизия Негоды, ты чувствуешь его? Нет? Странно. Я приму сейчас меры.

Тут же генерал связался с комдивом Негодой: