Так это было - [30]

— А где он?

— В медсанбате, недалеко отсюда. — И она назвала адрес.

Я пошел по пустынной улице, прижимаясь к разбитым домам. Было ветрено. Звуки далекого боя у станции Бейсельштрассе то доносились отчетливо, то утихали.

Когда я прошел улицу, пустырь и небольшой бетонный мост через канал, передо мной вырос часовой у ограды. Проверив документы и показав движением руки на дом, с которого свисал белый флаг с красным крестом, он пропустил меня.

Комната, где лежал Чубук, была пропитана запахами лекарств и карболки, на стенах висели дешевые литографии и гобелены. Чубук не сразу заметил меня, а когда увидел, оживился, привстал, а на его бледном лице появилась улыбка. Не ожидая моего вопроса, он сказал:

— Да я совсем здоров… Завтра выписываюсь.

— А что случилось?

…Максим проснулся до «петухов». Всю ночь ему мерещился бой на подступах к каналу. И даже во сне им владело нервное напряжение, как это бывало перед всяким, даже самым незначительным боем. Оно напоминало волнение, которое охватывало его перед школьными экзаменами. И как ни старался Чубук взять себя в руки, тревога покинула его лишь в минуту, когда над головой зашуршали артснаряды.

Сверх ожиданий бой был кратким, и вскоре определился перевес наших подразделений. Взвод проскочил через большое кладбище, напоминавшее парк, ворвался в узкую улочку и стал продвигаться от дома к дому. Из окон, с чердаков, из подвалов раздавались автоматные очереди.

— Идти дальше! Не обращать внимания на стрельбу, — передал Чубук команду солдатам своего взвода, который подкрадывался к площади, где по приказу должен был занять несколько домов и ждать подхода других отделений штурмового отряда. Но когда солдаты Чубука вышли к площади, окруженной большими домами, они увидели солдат соседнего отделения.

— Вот так здорово! — воскликнул Максим, — а мы-то думали, что первые… И вдруг он крикнул: «Ребята, за мной!» И все бросились за ним к большому четырехэтажному дому.

Молодой азарт толкал его занять самое большое здание, которое господствовало над площадью. С гранатой в руке бежал Максим впереди всех.

Фасад дома был изъеден пулями и осколками, стекла окон выбиты, квартиры, видимо, покинуты недавно. Отделение Чубука ворвалось в одну из них, на двери которой блестела медная дощечка с фамилией хозяина. Комнаты большие, обставлены дорогой мебелью, стены украшены картинами в толстых золоченых рамах. Некоторые из них были прострелены пулями. «Вот куда пришел передний край войны — от тихой Малиновой Слободы до берлинской квартиры», — подумал Чубук.

После рукопашной схватки в комнатах фашисты бежали на нижний этаж, но на лестничной клетке бой продолжался. Здесь-то и был Максим ранен в руку. Рана оказалась не очень серьезной, но требовала хирургической обработки, а потому Чубука, против его воли, увезли в госпиталь.

— Я завтра выписываюсь, — повторил Чубук, закончив свой рассказ.

— А что слышно о Марине?

— Слышно, слышно! — радостно откликнулся Чубук. — Она где-то под Берлином, бежала от своих хозяев. Я еще не знаю точно, где она, но я знаю людей, которые видели ее… Галя Олещенко — помните, я вам читал заметку о ней? — работает в нашем медсанбате и завтра пойдет на ее поиски… На днях мы увидимся…

…Вечерело, когда мы добрались до КП генерала В. Шатилова, но его там не нашли. Он был на новом наблюдательном пункте в трамвайном парке и следил за боем на станции Бейсельштрассе. Солнце уже садилось; его оранжевые лучи падали на густой слой дыма, повисшего над городом, и делали его то рыжим, то бурым.

Офицеры штаба дивизии рассказали, что в железнодорожном пакгаузе захватили немецкую роту. Она отстреливалась, но была уничтожена.

Бой на Бейсельштрассе не утихал. Но после налета «катюш» вокзал запылал большими, рвущимися из окон и дверей языками огня, послышался взрыв, и густой черный дым пополз по земле, словно нехотя поднимаясь к небу. Когда артиллерия закончила свою работу и пожар немного приутих, батальоны рванулись вперед и захватили станцию.

Все это рассказал нам генерал В. Шатилов ночью, за ужином, когда вернулся на свой командный пункт. Он устал, но был оживлен. На генерала сильное впечатление произвел не бой за вокзал, после которого для его дивизии открывались манящие перспективы выхода на мост Мольтке у рейхстага, а встреча с людьми из лагеря близ Бейсельштрассе, только что освобожденными. Все они обступили генерала — оборванные, грязные, худые, — плакали, просили дать им оружие. Один из узников умолял дать ему хоть самое захудалое ружьишко или на крайний случай гранату: «Я должен рассчитаться с ними… Они пытали меня, издевались».

— Ну и что же вы, Василий Митрофанович?

— Приказал помыть его, одеть и дать автомат…

Мы еще долго беседовали и легли поздно.

Позже мы узнали, что две дивизии — В. Шатилова и А. Негоды — участвовали в форсировании Фербиндунгс-канала.

Обе дивизии на протяжении всего периода наступления от Одера на Берлин почти всегда соседствовали и выполняли схожие операции. Иной раз их полки, батальоны, роты действовали совместно, подчиняясь сложившейся ситуации.

Форсирование канала они тоже производили почти одновременно. Шатиловцы действовали на северных его берегах — двумя полками, а негодовцы — восточнее, одним полком, которому активно помогал 137-й саперный батальон.