— Бедный мальчуган, — сказала Татьяна Павловна. — Он так оплакивает своего «Шалуна».
— Может быть, мне удастся его немного утешить, — отозвался Рославлев. — Я дал распоряжение — из питомника ему принесут отличного щенка. Пусть растит караульную собаку!
Сергей Сергеевич закурил папиросу, откинулся на спинку кресла-качалки и, пуская в потолок кольца дыма, продолжал медленно говорить, словно восстанавливал в памяти все этапы схватки с врагом.
— Вы помните наш последний разговор по телефону? Тогда я еще был Сергиевским...
— Отлично помню! — ответил Рославлев. — Сразу же после этого разговора я пригласил мичмана Бадьина. Мне не пришлось ему многое объяснять, он понял меня с полуслова. Наши военные моряки — замечательный народ. В ответ на какой-то мой вопрос Бадьин ответил так, как мог ответить только настоящий советский человек и воин. «Я, — сказал он, — действую по уставу и по совести!..»
— Молодец мичман!
— Толковый товарищ. Уже на следующий день он организовал у себя дома превосходный обед, во время которого вместе с Ключаревым проэкзаменовал Хепвуда по морскому делу.
— И Хепвуд экзамена не выдержал, — с удовлетворением констатировала Татьяна Павловна. — Провалился!
— Провалился! — подтвердил Рославлев. — Слабовато, оказывается, знал рулевое дело.
— Вместе с Хепвудом на этом провалился и сэр Годвин, хотя он и носит чин вице-адмирала, — закончил его мысль Дымов. — Господин адмирал не учел, что его агенту, возможно, придется поближе столкнуться с нашими моряками.
— А экзаминаторы попались строгие, — улыбнулась Ремизова.
— Строгие! — Рославлев от удовольствия даже зажмурил глаза. — Особенно придирчивым оказался главстаршина Ключарев. Ведь он абсолютно ничего не знал, Хепвуда увидел впервые, но в разговоре с ним почуял что-то неладное и прямо посоветовал Бадьину доложить об этом. Как видите, бдительность можно проявить в любом деле.
— Сразу видно, что советской выучки моряки, — сказал Дымов. — Надо попросить командование отметить их. Этот экзамен оказался весьма кстати. Он явился, гак сказать, важнейшим дополнительным штрихом в обрисовке и характеристике Хепвуда. После этого своеобразного экзамена все последние сомнения рассеялись. Стало окончательно ясно, что Хепвуд — липовый матрос и мы находимся на верном пути.
— Хепвуд не может сетовать на отсутствие внимания к нему, — пошутила Ремизова. — Его личность мы изучили всесторонне.
— И правильно сделали, — ответил Дымов. — Семь раз отмерь — один раз отрежь. Золотое правило! Особенно необходимо оно в нашем деле.
Наступило молчание. Никто и не заметил, как пришла ночь — мягкая, тихая, ласковая. В окно было видно темное небо, густо усеянное звездами. Легкий ветерок едва шевелил прозрачную занавеску. Издалека глухо гудело море.
— Город уже спит, — задумчиво сказал Дымов, поднявшись и глядя в окно.
— Любимый город может спать спокойно! продекламировала Татьяна Павловна строчку из известной песни. И эти слова неожиданно, но естественно как бы подвели итог разговору чекистов.
Ремизова встала с дивана и подошла к Дымову. Теперь все трое стояли у окна, любуясь ночью и с удовольствием вдыхая посвежевший воздух.
— Любимый город может спать спокойно! — повторил Дымов, обнимая за плечи друзей. В эту фразу он вложил большой и понятный всем смысл.
