Таинственный человек дождя - [121]

— Вы можете назвать его? — негромко спросил Петерсен.

— Да, могу. Это сэр Гаспар Уортон Хаггард!

Петерсен пошатнулся, словно получив удар в лицо.

— Знаменитый полярный исследователь, получивший прозвище «король севера»! — воскликнул он. — Сэр Уортон Хаггард!

— Он самый, — кивнул доктор Клюттербак. — Нужно добавить, что перед тем, как он занялся полярными исследованиями, он был известным археологом. Он оставил после себя несколько трудов, посвященных мегалитическим памятникам, и они до сих пор не потеряли своего значения. И он занялся севером отнюдь не из жажды к приключениям. Я уверен в том, что у него был определенный план… Теперь вы понимаете, почему я принял предложение этого вредного мальчишки и почему я оказался здесь.

— Получается, что с этого момента, — неожиданно сказал старик, — я должен рассматривать Кея Уэстлока как руководителя нашей экспедиции. Он больше, чем любой другой человек на свете, имеет право находиться на этой земле.

Кей вытер слезы. Потом он с недоумением посмотрел на спутников:

— Но почему же, Петерсен? Почему?

— Я знал вашего деда, мой мальчик. Именно в западной части этого острова сэр Гаспар Уортон Хаггард пропал более двадцати лет назад…

— И вы были лично знакомы с моим дедом?

— Да. Его доставил к нам на остров норвежский тюленебойный траулер. Не представляю, как он смог узнать то, что я никому никогда не рассказывал… Он расспросил меня и поверил мне. Выслушав меня, он отправился на запад острова. Он ушел один, я видел его перед походом… Я упрашивал его, чтобы он разрешил мне сопровождать его, но он категорически отказался. Это был необычный человек, человек с трагической судьбой. Вы единственный наследник тайны святого Брандана… Вы внук своего деда, и на вас лежит жуткая задача: разобраться в тайне светящегося шара.

— Я не понимаю, о чем вы говорите… Я вообще ничего не понимаю, — разрыдался Кей. — Я впервые слышу такие странные вещи, я не ожидал ничего подобного… Я просто хотел пошутить, устроить розыгрыш, но получилось так, что в результате погибли два отважных человека — мой друг и мой преподаватель… Господи, почему Квентин ничего не сказал мне? Ведь я не смогу жить с угрызениями совести… И я хочу исправить зло, которое причинил. Сэр Гилберт сказал, что я должен приехать на остров Ян-Майен… Но что такое светящийся — или огненный, как вы назвали его — шар?

— Это целый мир, своего рода микрокосм, если использовать научную терминологию, — сказал явно смягчившийся сэр Клюттербак. — Удивительный аппарат, медленно передвигающийся на протяжении столетий в океанских глубинах и только изредка поднимающийся на поверхность. По совершенно непонятным, таинственным причинам он перемещается всегда одним и тем же маршрутом: между Оркнейскими островами, островом Ян-Майен и Гренландией. Именно этот аппарат, плавучий остров ирландских легенд, корабль, чудовищная спина которого способна поднимать огромные волны; увидевшие его начинают говорить о Великом Кракене или рыбине размером с гору!. Я могу говорить о его существовании, основываясь на древних сказаниях и более поздних не очень надежных свидетельствах…

— Говорите, не очень надежных свидетельствах? — резко вмешался в разговор Петерсен. — Говорите только от себя, сэр, потому что я видел!

Петерсен бросил в костер охапку сухого папоротника и некоторое время молча смотрел на высокое пламя, потряхивающее огненной гривой. Достав трубку, они зажег ее от уголька. Кей устроился возле огня с сигаретой в руке. И даже сэр Гильберт достал свою трубку. Похоже, медовый аромат английского табака улучшил его настроение. Неясные ночные звуки теперь воспринимались как завывание ветра и перешептывание камней, а не как распоясавшееся буйство безумных призраков.

Перемешивая угли в костре, Петерсен начал свой рассказ:

— Это было тридцать пять лет назад. Сезон охоты выдался весьма неудачным, и мою добычу иначе, чем жалкой, назвать было нельзя. Во время последней охоты я добыл всего нескольких полярных зайцев; их шкурки годились разве что на пару меховых рукавиц. Да, мне попался еще крупный песец, но с какой-то болезнью, из-за которой у него клочьями повылезала шерсть. Мне пришлось выбросить его шкурку, потому что за нее нельзя было надеяться получить даже несколько грошей у старьевщика в Виборге.

Я все же надеялся добыть хорошие шкуры, мечту скорняжных мастеров, изделия из которых позволяют доверху набить карманы звонкой монетой. Я был молод, мне нужны были деньги на городские развлечения. Я еще не усвоил уроки одиночества, уроки снежных пустынь. Оставаясь юным дуралеем, я хотел вернуться в Копенгаген богачом. Там возле Мраморной церкви есть улочки, где витрины из бутылочных донышек сверкают, словно зеленые фары в тишине, скрывающей фантастические попойки без разговоров и без песен. Там я родился в одном из домишек, переживших бомбардировку 1801 года и вызванные ракетами пожары 1807 года. Я мечтал вернуться туда, чтобы снова слушать южный ветер, шепчущий тебе на ухо тысячи глупостей, входить королем в таверны, платить, не считая деньги, за выпивку всем присутствующим, как делают все, возвращаясь богатыми из дальних странствий.